2 марта 2024 г. независимая общественно-политическая газета
Главная Политика Испорченный праздник (заметки о российских выборах)
Рубрики
Архив новостей
понвтрсрдчетпятсубвск
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
       

Испорченный праздник (заметки о российских выборах)

22 марта 2012 года
Испорченный праздник (заметки о российских выборах)

     Хочу разочаровать читателя, ожидающего прочесть очередные разоблачительные истории о фальсификациях, давлении на избирателей, административном ресурсе и т.п. Каждый из нас видит это своими глазами, и написано об этом немало, и повторяться нет смысла. В данной статье я поделюсь своими мыслями о самой природе, сути того явления, которое мы называем «выборами», и попытаюсь сформулировать конкретные предложения по преодолению давно назревших в российском обществе противоречий.
      Любой человек, окончивший среднюю школу, скажет, что выборы – это институт гражданского общества. Такое понимание интересующего нас явления, в конечном счёте, опирается на сложившиеся в западных реалиях обществоведческие теории. Последние постулируют социум как сумму индивидов с рыночным мышлением, самоорганизация которых рождает множество ассоциаций. Одной из них является государство (нация). Люди, добровольно становящиеся гражданами государства-нации, на время делегируют управленческие полномочия таким же, как они, гражданам. Собственно государство (система управления) априори «подотчётно» обществу. Граждане в процессе выборов могут выразить своё одобрение политике нанятых ими чиновников, а могут и наоборот – проголосовать за оппозиционную власти политическую силу. Нарушение этого баланса воспринимается как однозначно негативное явление, мешающее нормальному развитию всех сторон жизни общества.
      Иными словами, для объяснения российских реалий используются теоретические модели, возникшие на совершенно иной «почве». Следствием этой ошибки является то, что исследователи, не обращая внимания на реальность (например, на праздничное настроение людей в день голосования) видят то, что они хотят видеть: группа бюрократов, нарушив демократическую аксиому разделения властей, узурпировала власть и, используя административный ресурс, превратила выборы в фарс; реальной оппозиции нет, люди «из-под палки» под страхом увольнения с работы целыми семьями идут на избирательные участки и голосуют за «правильного кандидата».
      Восприятие выборов как института гражданского общества и учёт многочисленных нарушений незаметно подводят к разделению населения страны на «своих» (априори свободных граждан, права которых нарушаются) и «чужих» («социальную группу власть», которая в целях защиты своих интересов «саботирует» построение демократического общества). Этот основанный на европоцентричной теории подход не может объяснить всех граней российской действительности.
      Очевидно, что для анализа неевропейских обществ нужны особые, не выводимые из западного опыта, основания. Таковыми могут стать активно изучаемые антропологами принципы т.н. «моральной экономики». По мнению специалистов, всего в истории человечества известны три типа экономической интеграции общества: реципрокность (дарообмен), редистрибуция (перераспределение) и рыночная экономика.
      Феномен дарообмена уходит корнями в архаические пласты человеческой психики и, видимо, связан не рациональным осмыслением экономической выгоды, с животным инстинктом подражания. Сотни тысяч лет наши предки не знали, что такое частная собственность – орудия труда, оружие, продукты были практически общими и непрерывно циркулировали внутри отдельно взятой группы. Община, человек, вещь, услуга в сознании первобытных людей были одним целым. «Норма экономического поведения» каждого индивида внутри разного уровня и пересекающихся общностей или общин состояла в максимальном угощении и одаривании каждым другого (Б.Ф. Поршнев). Не смотря на кажущуюся хаотичность, дарообмен был строго упорядочен принципом эквивалента. Последний носил не столько денежный, в современном понимании, сколько престижно-сакральный характер. От подарка уклониться было невозможно, одновременно нельзя было не сделать ответный подарок («отдарок»). Постепенно с развитием хозяйства и появлением т.н. «прибавочного продукта» всё чаще стала возникать ситуация, когда человек, вернее его семья, не мог обеспечить наличие эквивалентного «отдарка». Разницу могло компенсировать только уважение к дарителю.
      При дарообмене и перераспределении (основах моральной экономики) социальные отношения трудно отделить от экономических, даже можно утверждать, что первые определяют вторые. По этому явно нерыночному принципу, когда финансовый успех индивида не обязательно конвертируется в социальный, человечество прожило большую часть своей истории. Лишь в Новое время в отдельных странах Западной Европы и Северной Америки существовавший ранее «безвредный институт рынка раздался социологическим взрывом» (К.Поланьи). Освящённый протестантской этикой капитализм на базе экономической рациональности создал принципиально новую систему общественных взаимоотношений, базировавшихся на безличном обмене вещами («купил-продал»). Одним из важнейших элементов нового строя и стали выборы в современном понимании этого слова.
      Вне пределов означенной территории вектор эволюции был иным (хотя на первых этапах и схожим с западным). Из работ известного специалиста по истории Востока Л. Васильева можно уяснить решающую роль дарообмена (реципрокности) в генезисе древневосточного государства: первоначально путём щедрых подарков отдельные члены первобытного социума завоёвывали авторитет у членов своего коллектива; с эпохи неолита уже главы патриархальных семей-земледельцев соревновались друг с другом в одариваниях; сделавший более престижные подарки «поднимался» над остальными отцами-патриархами; постепенно самый щедрый даритель становился фактическим правителем значительной территории, его семья превращалась в «царский род», а сам он сакрализировался – становился посредником между мирами живых и мёртвых, т.е. в представлении людей того времени оказывал им большие услуги. Если правитель просил об ответной услуге, то не оказать её было невозможно, и это казалось само собой разумеющимся. Здесь мы видим классический пример дарообмена – по такому принципу организовывалось строительство дворцов фараонов, пирамид, ирригационных сооружений, дорог. На основе дарообмена возникло перераспределение: правящая семья получила право верховной собственности – всё, что производилось на подвластной территории, принадлежало именно ей, а правитель, как глава семьи, распределял производимый продукт между подданными (аналогии с нынешними татарстанскими кланами и ельцинской семьей, думаю, напрашиваются сами собой). Для усложнившейся структуры социальных отношений требовался бюрократический аппарат, и он возник вокруг правящей семьи. Государство (правящий конический клан родственников плюс бюрократия), управляющее множеством, часто «перекрещивающихся» общин (корпораций) – вот та застывшая на тысячелетия модель политико-экономической структуры восточных обществ, в том числе и России. Коренное отличие от Запада заключается в слабом развитии частной собственности и преобладании институтов, так или иначе связанных с собственностью коллективной. Последняя является главной причиной известного всем явления, состоящего в том, что чиновники при широких властных полномочиях практически ни за что не отвечают – они руководят тем, что непонятно кому принадлежит.
      Если в древности и средневековье для сакрализации власти правителя и всего существующего строя использовалась религия (язычество или монотеизм), а в СССР – извращённый марксизм, то сегодня их место заняла заимствованная с Запада и приспособленная под местные условия демократическая теория. Под её идеологическим прикрытием, как под мутным стеклом (через которое не всегда «пробивается» взгляд исследователя), находится всё тот же восточный социально-политический организм. «Настоящие» выборы в таких условиях не возможны, т.к. отношения между людьми строятся на совершенно иных, чем на Западе, основаниях.
      Каким же образом в восточных обществах происходит взаимодействие власти и подданных (слово «гражданин» здесь явно неуместно)? Обычно правители здесь «далеки» от основной массы населения, но этот факт «компенсируется» периодическими праздниками, неявная цель которых заключается в том, чтобы воспроизвести в миниатюре и «обыграть» реальные общественно-экономические отношения. На них в сжатом виде в очередной раз репрезентуются функции правителя, а также воспроизводится их политико-антропологический генезис, начало которому, как было сказано выше, ещё в первобытную эпоху положили взаимные одаривания. Полная раздача или уничтожение своего имущества в обмен на авторитет, что мы видим на примере индейского потлача, в более сложных социально-политических системах трансформировалась в праздничный пир, во время которого правитель, если он желал сохранить власть, а иногда и жизнь, должен был быть максимально щедрым. В Киевской Руси во время многочисленных пиров князь своим дружинникам делал престижные дары (в состав которых могли входить и земельные угодья). Но на пир к князю мог прийти и простолюдин, ничего необычного в этом современники не видели (И.Я. Фроянов). После принятия христианства щедрые раздачи стали маскироваться под «нищелюбие», но подтекст оставался прежним. Позднее, с увеличением территории государства, усложнением социальной структуры, правитель мог и не участвовать в празднике, но последний обязательно проводился от его имени, и главным условием торжества по-прежнему оставались подарки со стороны власти. Поводов было предостаточно: рождение наследника, крестины, смерть великого князя или царя, очередной православный праздник.
      Подобный алгоритм единения власти и подданных органично вписывался в мировоззрение абсолютного большинства населения страны. Праздники с участием, пусть и символическим, правителя дополняли мощнейший пласт архаических отношений, связанных с моральной экономикой: уничтожение в течение короткого срока огромных запасов продуктов, обмен подарками и установление на основе всего этого определённых межличностных или межсемейных отношений. О таких «мероприятиях» ещё М.В. Ломоносов с горечью писал, что «Паче других времен пожирают у нас масленица и святая неделя великое множество народа. Мертвые по кабакам, по улицам и по дорогам и частые похороны доказывают это ясно. На Пасху люди ведут себя «как с привязу спущенные собаки»: «Там разбросаны разных мяс раздробленные части, разбитая посуда, там лежат без памяти отягченные объядением и пьянством… О истинно христианское пощение и празднество!...» (цит. по: Тигашев Е.А. «Экономика домашнего хозяйства»). Михаил Васильевич ошибался, принимая эти действа за христианский праздник – даты в церковном календаре были поводом для проведения своеобразного потлача (ещё раз напомню – раздачи своего имущества в обмен на авторитет). «Объедение» и «обпивание» при этом – не самоцель, а способ налаживания социальных коммуникаций, что для человека традиционной культуры намного важнее собственного здоровья.
      В советское время, благодаря многочисленным общественным потрясениям, и, не смотря на проведённую большевиками технологическую модернизацию, моральная экономика укрепила свои позиции. Социальные эксперименты обнажили огромный пласт архаичных воззрений и способов отношений между людьми. Однако теперь для обоснования этой реальности использовалось не христианство, а марксизм, само же содержание одаривательно-перераспределительного механизма (вспомним термин «командно-административная система») осталось прежним. Не останавливаясь подробно на иных советских праздниках, отмечу, что т.н. «выборы» были одним из них. Читающие эту статью люди старшего возраста наверняка помнят, что реально голосование ничего не решало, зато это был настоящий праздник с музыкой, артистами, дешёвыми или вовсе бесплатными дефицитными угощениями, досрочной выплатой зарплаты. Западным наблюдателям и отечественным диссидентам эти действия могли показаться фарсом и издевательством над самой идеей демократии. Однако антропологам эта ситуация прекрасно знакома и ничего необычно в этом для политической жизни архаизированных обществ они не видят. Например, предвыборные кампании в парламент Папуа-Новой Гвинеи в 1964 г. «организовывались в виде традиционных празднеств с обильными раздачами пищи и даров» (Политическая антропология).
      Катаклизмы начала 1990-х гг. ещё сильнее проявили т.н. «архаичный синдром». Именно в жизни традиционных обществ специалисты находят аналогии многим явлениям российской действительности последних двадцати лет (наркомании, этнонационализму, распущенным отношениям между полами, религиозности, алкоголизму, преступности, феодальной организации власти). Законы моральной экономики оказались сильнее рыночных – вспомним, что в 1990-гг. многие семьи выжили благодаря взаимопомощи, т.е. обмену подарками. Как и в эпоху первобытности, человек без внешней, прежде всего, семейной (на государство надежды не было) поддержки и покровительства был никем. Неудивительно, что возросла роль праздников, на которых в основном и происходили дарообмены. Эти праздники очень сильно напоминали и напоминают упоминавшийся индейский потлач. Например, семья копит годами деньги на свадьбу сына или дочери, само мероприятие длится дня три – за это время уничтожается огромное количество продуктов и имущества (шиком считается разбить дорогой хрустальный сервиз во время произнесения тостов), но от гостей требуются подарки, которые могут стать начальной основой бюджета молодой семьи. Позже молодожёны приглашаются на свадьбу одного из гостей, если же они принесут неказистый подарок или кто-то заметит, что они кладут пустой конверт, отношения становятся навсегда испорченными. И дело здесь не в голом расчёте, а в уважении. Человек должен «залезть в долги», но не ударить в грязь лицом.
      Свадьба – очень «масштабный потлач» и случается относительно редко, гораздо большую роль в жизни обычного россиянина играют периодические застолья, самым крупным из которых является новогоднее. Далее по объёму уничтоженных продуктов и имущества следуют юбилеи, «обычные» дни рождения и государственные праздники. Последних в России в 1990-х-2000-х наплодилось множество, официальные идеологи без устали придумывали им красивые обоснования (вспомним, например, День Суверенитета Татарстана и День народного единства). Как в средневековье и советское время, «красные дни» календаря являются для большинства жителей страны лишь поводом для застолий и обмена подарками. Становой хребет моральной экономики крепок как никогда. Интересно заметить, что даже американскому государству не удалось отучить индейцев от бессмысленного с точки зрения рыночной экономики уничтожения имущества – несмотря на официальные запреты, потлач в резервациях происходит регулярно.
      Вспомним, что только за первые три месяца этого года мы с вами являлись участниками, по меньшей мере, шести (!) праздников: Новый Год, Татьянин день, День Влюблённых, 23 февраля, выборы, 8 марта. Я не оговорился – современные российские выборы это обычный праздник, поводом (но не причиной) для которого являются постулаты заимствованной (как когда-то христианство и марксизм) из-за рубежа престижной демократической теории. Для легитимации существующего строя особой разницы нет, является ли правитель с официально-идеологической точки зрения «наместником бога», «вождём, ведущим к светлому будущему» или «всенародно избранным президентом». Такое положение дел объясняет принципиальную невозможность организации избирательного процесса по западному типу и прихода к власти человека не из правящего клана. Представим себе, что на коронации Ивана (будущего) Грозного кто-то из священников вдруг заявил, что человек, который должен стать «помазанником божьим» по причинам богословского характера не может этого сделать. Это также абсурдно, как услышать из уст главы Центризбиркома констатацию того, что В.В. Путин не может считаться избранным Президентом РФ, потому что в ущерб другим кандидатам монополизировал телевизионный эфир, использовал административный ресурс, а при подсчёте голосов были явные подтасовки.
      Правитель в восточных обществах не избирается подданными, а назначается своим кланом, выдержавшим, в свою очередь, суровую подковёрную борьбу с другими группировками, имевшими своих претендентов на власть. Молчаливому большинству остаётся лишь засвидетельствовать почтение новому монарху и на устроенном по этому случаю празднику получить свои подарки. Таким образом, российские выборы – это растянувшееся на несколько недель своеобразное застолье: власть демонстративно делает подданным престижные подарки (открывает именно в это время детские сады, торжественно пускает в эксплуатацию недостроенную дорогу, вручает ветеранам ключи от новых квартир или просто продуктовые наборы), стремясь тем самым (как и упоминавшийся выше киевский князь во время пира) показать, что «близка к народу». Люди такой же престижный отдарок сделать не могут и возмещают эквивалент уважением (или его видимостью), проголосовав за кандидата от «партии власти» (как заявил мэр г. Казани И. Метшин, комментируя результаты президентских выборов 4 марта 2012 г., «казанцы таким образом выразили благодарность за все, что делается для города»).
      Шизоидность (с западной точки зрения) системе придаёт особая роль «официальной оппозиции». Последняя обеспечивает происходящему видимость законности, прежде всего, в глазах мирового сообщества. Иными словами, «системная оппозиция» ни в коем случае не противостоит власти, а наоборот, является её важнейшим идеологическим придатком (о т.н. «внесистемной оппозиции» речь пойдёт ниже).
      У меня нет серьёзных оснований для разделения большей части российского общества на две касты, «власть» и «подданных» (встречающееся выше противопоставление носило чисто инструментально характер). Правящая верхушка является продолжением породившего её фундамента – социальной организации самих подданных. В нашем случае не мозг руководит телом, а наоборот. Если власть в России – это совокупность правящих кланов, окружённых таким же образом структурированным бюрократическим аппаратом, то остальное общество представляет собой сотни тысяч идентично организованных, полузамкнутых и сложносоподчинённых корпораций («организаций», трудовых коллективов), наследников крестьянских соседских общин. Именно эта постобщинная, архаичная по своей сути, живущая по законам моральной экономики основа и порождает имеющуюся систему власти, делая выборы не институтом гражданского общества, а первобытным праздником. Изучая азиатскую общину, К. Маркс, на мой взгляд, совершенно верно подметил, что именно этот социальный институт является основой деспотической власти. Для среды отечественных интеллектуалов конца 19, нач. 20 вв. были характерны горячие споры о судьбах российской общины. Поставленные тогда вопросы актуальны и сейчас, но официальная идеология отвлекает думающую часть страны от анализа проблемы, предлагая взамен участие в конструировании мифов о воображаемых сообществах (национальностях).
      Российское государство на протяжении всей истории «работало» не с отдельно взятым человеком, а с общиной – объединением нескольких не обязательно родственных семей. Община рассматривалась в качестве правовой категории, она была удобным инструментом для сбора податей и мобилизаций на экстренные работы или войны. После отмены крепостного права и далее на протяжении всего двадцатого века крестьяне переселялись в города, но урбанизация была вызвана не естественным ходом общественно-экономической эволюции, а влиянием Запада, вызвавшим этот модернизационный рывок. Следовательно, урбанизация носила и носит не качественный, а количественный характер, представляя собой очередное, не раз бывавшее в истории российского крестьянства, переселение с одного места на другое.
      Понятно, что, как и в результате прошлых крестьянских колонизаций, старые связи рвутся, но это не значит, что не возникают новые, организованные по тому же алгоритму, что и прежние. Таким образом, не смотря на изменившееся (опять-таки под влиянием Запада) материальное окружение, общинная организация российского общества жива и определяет основу социально-политического строя страны. Работающие в бюджетных организациях люди обеспечивают жизнедеятельность своих семей, т.е. современный трудовой коллектив выполняет те же хозяйственные задачи, что и крестьянская община. Главное для общины во все времена, что коренным образом отличает её от коммерческой фирмы западного образца, – стабильность, которая достигается не улучшением качества производимой продукции, а взаимопомощью (дарообменом) и поддержкой государства, выполняющего функции своеобразного склада на случай экстремальных ситуаций.
      Если взглянуть с точки зрения западного экономиста, то российские бюджетные организации совершенно нелепые и бесполезные образования. Однако с позиций моральной экономики всё логично – люди кормят свои семьи, государство их подстраховывает, оберегает от рыночной стихии, получая в ответ авторитет и лояльность (Во время выборов представители власти всегда намекают на прямую связь между благосостоянием семей голосующих и своим нахождением у руля государства. Так, в своём обращении перед президентскими выборами Р. Минниханов заявил: «Делая выбор, помните, что от вашего голоса зависит благополучие семей, будущее Татарстана и всей России»). Такие взаимоотношения используются правящей верхушкой для организации проведения регулярных избирательных праздников (выборов). В их подготовке в интересах правителя бывает задействована вся пирамида постобщин, что либеральными наблюдателями воспринимается как использование «административного ресурса». Примеров можно привести множество, но самый характерный из них следующий: ректор получает из министерства разнарядку собрать столько-то студентов для участия в митинге в поддержку известного кандидата, ректор перепоручает это дело проректору, тот – директорам институтов, они в свою очередь деканам, те работникам деканата, которые обзванивают кафедры и старост студенческих групп. По такой же схеме организуется недопущение студентов на митинги оппозиции. Если человек не хочет участвовать в этом празднике, то оскорбляет правителя и может навлечь беду не столько на себя, сколько на коллег по коллективу. Последние это понимают и организуют давление на неблагодарного, вспоминают оказанные ему услуги, ответить на которые по закону дарообмена он обязан (Вспомним популярную сегодня историю тамбовской учительницы Юлии Капичниковой, отказавшейся участвовать в фальсификации результатов голосования. Завуч школы устроила ей травлю не ради собственного удовольствия, а для спасения всего коллектива от гнева более высокого начальства).
      Симбиоз государства и корпораций – самодостаточная, веками воспроизводящая себя система. Нужно ли от неё избавляться? Ответ утвердительный: по сравнению с современными западными образцами косность и неповоротливость постобщин резко бросается в глаза. Система функционирует безукоризненно, лишь находясь в окружении себе подобных (имеются ввиду развивающиеся страны). Последствиями постобщинного образа жизни являются косность и примитивность мысли, о чём применительно к азиатским общинам писал тот же К. Маркс. Серьёзной видится проблема использования элитами пирамиды корпораций в качестве инструмента технологической модернизации. Последняя проводится исключительно в интересах правящих кланов, без учёта экологических последствий, и, в конце концов, может привести к организации общества по фашистскому образцу. Напомню, что фашизм – это учение о корпоративном государстве, возглавляемым вождём. Каждый человек принадлежит к какой-либо корпорации, совокупностью последних и является государство. Если сравнить эти постулаты с реалиями современной России, то выводы напрашиваются сами собой. Кстати, предвыборные статьи В.В. Путина с характерной эклектичностью воззрений, нелюбовью к либерализму, ура-патриотизмом, воспеванием государственных корпораций, как средства преодоления кризиса даже текстуально повторяют некоторые места из сочинений Б. Муссолини.
      Причиной гибели системы окажется её основа – трудовой коллектив (постобщина). Вспомним, что демократия возникла в Древней Греции на базе частной собственности как форма общинного самоуправления. Учёные до сих пор спорят, можно ли называть полис (древнегреческую общину) государством, ввиду того, что классического, по восточному образцу, бюрократического аппарата и правящего клана там не было и в условиях демократии, когда все властные должности избираемы и периодически сменяемы, не могло возникнуть. Современные западные демократии в основе своей являются совокупностью самоуправляющихся территориальных общин при слабом в делах внутренней политики центральном правительстве. Выборы там, безусловно, в основе своего происхождения имеют традиции общинного самоуправления, не подавленные деспотическим государством.
      В России есть потенциал для подобного сценария развития, но реализовать его мешает огромный бюрократический аппарат, который консервирует постобщины в традиционном состоянии, пресекая развитие индивидуалистических и частнособственнических устремлений их членов. Вообще, на протяжении всей мировой истории деспотическое государство заботилось о сохранении общины, ставило всяческие препоны для выхода из неё (реформы Столыпина – исключение, подтверждающее правило), ибо понимало, что община – гарант сохранения его самого.
      «Разрешив» в начале 1990-х гг. (ради собственного обогащения, естественно) некоторые элементы рыночной экономики, правящая бюрократия обрекла себя на медленную, но верную смерть, т.к. не смотря на подчинение бизнеса власти и даже их сращивание, сформировалась прослойка людей, живущих по законам не моральной, а рыночной экономики. Для них деспотическое государство с его корпорациями – не грант стабильности, а мешающие развитию оковы. Эти люди (в территориальном плане их больше в вестренизированных Москве и Санкт-Петербурге), даже формально находясь «в системе», среди всегда голосующего «за» большинства, незаметно подтачивают её изнутри, показывая и доказывая другим, что можно жить по-другому. Они – разумные эгоисты, нацеленные на личностный рост и финансовое обогащение, а к праздникам с разбазариванием имущества относятся, мягко говоря, скептически.
      Благодаря информационному влиянию Запада (один интернет чего стоит) и пропаганде его жизненных ценностей, со временем постобщины превратятся в ассоциации западного типа, т.е. коллектив станет суммой Личностей, а не каким-то абстрактным образованием, стоящим над человеком. Этот процесс можно ускорить, воспользовавшись зарубежными наработками. Так, в конце 1940-х гг. американским президентом Г. Трумэном была разработана программа мер (Пункт-4) по развитию капитализма в только что получивших независимость афро-азиатских странах. Приоритетом стала реализация концепции «Общинного развития» (ОР), которая предусматривала поощрение частной инициативы общинников в решении конкретных местных проблем – строительстве дорог, школ, организации водоснабжения и т.д. ОР предусматривала самостоятельную разработку проектов и их реализацию при помощи государства. Главная цель мероприятий заключалась в создании благоприятной психологической обстановки для появления потенциальных предпринимателей (Шенин С.Ю. «Общинное развитие»…). Хотя в конце 1960-х гг. реализация программы пошла на спад, России, более всетернизированной, чем, например, Пакистан, можно заимствовать некоторые её положения, в частности, ликвидировать уравниловку и протекционизм в бюджетных организациях, создать условия для свободной конкуренции, а не интриг, как сегодня, обеспечить, наконец, пропорциональное распределение доходов между сотрудниками (включая руководство).
      Наконец, мы подошли к главной проблеме. Как было сказано выше, правящим кланам (а только они принимают все значимые для страны решения) не выгодно разрушать постобщины, т.к. последние являются оплотом их господства. Выход из ситуации видится в отрешении властвующей группировки от власти. Осуществить это может нынешняя «внесистемная оппозиция». Её костяк составляет новое поколение россиян, впитавших западные нормы жизни и желающих быть гражданами демократического государства, а не подданными восточной деспотии. Выше я писал, что большинство населения страны нельзя делить на касты властвующих и подданных, т.к. они представляют живущий по единым законам моральной экономики организм. Наше общество давно делиться по иным основаниям на тех, кто в системе (то самое большинство) и остальных, к которым относится и «внесистемная» оппозиция.
      Чтобы начать демонтаж системы, политически активным москвичам достаточно потребовать от власти формального исполнения закона и, получив в ответ саботаж и равнодушие, организовать собственные органы управления, например Советы. Последние официальным властям (воспринимающим всё в системе координат восточной деспотии) будут видеться результатом «козней» очередного клана, претендующего на «кормушку». На самом деле это будет не очередная межклановая война, а борьба за создание демократического государства, и я не вижу ничего зазорного, чтобы в её ходе использовать иностранную помощь (речь идёт о помощи со стороны, прежде всего, международных, занимающихся защитой прав человека, неправительственных организаций, т.к. западным правительствам авторитарная Россия, фактический сырьевой придаток, с кучкой правителей которого легко договариваться, гораздо более симпатична, чем Россия демократическая, а значит свободная и по-настоящему сильная).
      Выиграв борьбу в столице, можно встать во главе всей системы и она, привычно для себя, подчинится. Для большей части населения России высшая власть – это те, кто, сидит в Московском Кремле, причём не важно как они туда попали. Будущим революционным руководителям нужно уяснить, что контроль над резиденцией бывшего правителя ни в коем случае не означает гибели системы. Нет и ещё раз нет! Настоящая революция начнётся с того момента, когда, опираясь в случае противодействия на силовой ресурс, пресекая саботаж, новая власть создаст условия для слома самого фундамента системы – закрытого для внешнего мира трудового коллектива. Важнейшими шагами на этом пути будут являться индивидуализация и коммерциализация трудовых коллективов, урезание полномочий чиновников, развитие местного самоуправления, поощрение предпринимателей и, конечно же, жёсткая охрана института частной собственности. Укрощённое государство нужно навсегда лишить возможности снова встать над обществом, а достигнуть этого можно только путём преобразования постобщин в свободные хозяйственные ассоциации с максимально демократическими порядками. Государство-чудовище должно превратиться в небольшой аппарат служащих, чьи функции будут строго ограничены регулированием рынка в периодически случающиеся кризисы, социальной защитой и внешней политикой, включая оборону.
Необходимо будет строго следить за постоянной ротацией в коллективах, чтобы не повторять типичную для сегодняшнего дня и воспринимаемую как само собой разумеющееся ситуацию, когда люди многие годы находятся в полузакрытых по отношению к остальному миру корпорациях (неважно, будь это отдел полиции, кафедра вуза, цех завода, тюремная камера или администрация Президента). Законы моральной экономики не передаются по крови, а воспроизводятся через социализацию в общностях, где «все друг друга знают». Неформальные отношения приводят к неформальной иерархии, ритуалам, престижным знакам отличия, а отсюда шаг до авторитаризма или даже тоталитаризма. Сегодня в России в каждом коллективе сидят свои «Путины», «доны Карлеоне», «Сталины», «Муссолини», «Япончики» и т.д. В специальных работах по «режимным сообществам» (что школьный класс, что отряд заключённых, что армейская рота – большой разницы нет) красной нитью проходит мысль о единственном способе пресечь возрождение первобытных взаимоотношений – регулярной «перетасовке» людей, сосредотачивающей их на выполнении формальных учебных или рабочих обязанностей. Освобождение человека от постобщины откроет ему возможность добровольно вступать в союзы по интересам, в том числе политические, что будет основой гражданского общества.
      Думаю ждать изменений осталось недолго, они уже фактически начались, необратимый механизм революции запущен, с чем и хочу сердечно всех поздравить!
 

Александр Овчинников,
кандидат исторических наук


Комментарии (1)
Гость, 25.03.2012 в 21:33

Согласен,осталось ждать недолго!