Софизмы Бадретдиновой (ч.3)

     «Я избегаю слова «герой» и не употребляю потому, что оно употребляется не в первоначальном значении, как и все иноязычные слова в русском языке. Слово «герой» взято из древнегреческой мифологии, от слова «heros» – полубог. Поэтому героизм-полубогизм не может иметь синонимов и других «имов». Антоним «трусости» – «храбрость», а не героизм» – и далее в таком же вот роде. 
     Сохранилось краткое изречение первопроходца марксизма, в котором намек и на истинную глубину его мысли и которая ясно дистанцирует его от фанатов легковесно усвоенной ими революционной теории: «Ничто человеческое мне не чуждо». На знамени Бадретдиновой другое: «Все человеческое мне чуждо». У айтматовского манкурта вытравлена память о матери, у нее об отце – столь истребительно-необоримым оказывается всевластие догмы, овладевшей ее сознанием. Беспрестанно ополчаясь на сталинизм и его последователей, она в то же время целиком приняла их догматическо-семинарский стиль – недаром же Сталин, выученик тбилисской семинарии, освоил его приемы настолько, что далеко не без успеха использовал этот опыт в своих сочинениях. Отсюда застывшие, как в богословском трактате, вечно неизменные формулы – единственно верное учение (марксизм), единственно приемлемый смысл (героизм-полубогизм), государство – всегда источник насилия, к которым она только и апеллирует. Если уж близкородственную, отцовско-родительскую тень попирает бадретдиновская догма, что остается на долю категорий иного, однако же, ничуть не менее ценного, морального плана? Здесь у нее на вооружении та же несгибаемая, словно острие иглы, разящая логистика. Путем набора целой системы софизмов на тему государственной организации, призванной поддерживать порядок внутри своей иерархической структуры, в том числе и средствами силового давления, она заключает: «По определению мы не обязаны любить государство. Насилие любят только извращенцы. Я к их числу не отношусь. Хватит и 88%». Эффектно выстроенная тирада, рассчитанная разве что на эффект казачьего хлыста, что хлещет без разбора направо и налево, в том числе и по мордасам не заслуживающего иного обращения темного плебса, над массой которого возвышается она – пророчица Бадретдинова. И снова этот, уже ставший хроническим, неустранимый бадретдиновский недуг. Он в фатальной односторонности ее мышления, направленного лишь только на один физический полюс и потому исключающего возможность восприятия мира в его естественной полноте, в целостном, нерасчлененном виде. 
     Верно, что государственная система всегда на страже, вплоть до готовности применения принудительных действий в отношении известной категории своих граждан. Но разве лишь к акциям подобного, репрессивного рода и сводится ее настоящая функция? Верно, что народ в своей массе еще весьма и весьма далек от желаемого уровня просвещенности, в том числе и в сфере политики. Но ведь он же есть та основа и тот безусловный фундамент, на котором только и зиждется вся наша жизнь, наш строй, в том числе, конечно, и государственный. О том, как положения бадретдиновской теории ввиду явной скороспелости, небрежности своих формулировок ведут ее прямо в стан идеологических проповедников Германии времен Третьего рейха (чего стоит только одно это заявление: «Фашизм зародился в противовес большевизму» – об этом, со ссылкой на ее тексты, я имел возможность говорить уже дважды («ЗП» N17, N21). И что же? Она затеяла разговор на тему о... фамильно-родительском статусе. Причем и в этом случае – в самом уродливом его понимании. И чем более силится она под видом такой полемики сохранить свое газетное реноме (надо же было хоть что-то там возразить), тем более непоправимым образом теряет этот авторитет, поскольку открыто расписывается в своем полном безразличии к категориям морально-ценностного плана. Но оказывается, что вневременной, явно внеисторический, моральный аспект прямо перетекает в остро современный, актуальнейший для нас, сугубо политический аспект, что хорошо сознают весьма просвещенные по своей части политтехнологи Запада.

О.Х. КАДЫРОВ.