2 марта 2024 г. независимая общественно-политическая газета
Рубрики
Архив новостей
понвтрсрдчетпятсубвск
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
       

Пролог

10 октября 2013 года
Пролог

     Со школьных лет я увлекался историей и к окончанию средней школы твердо решил поступать на исторический факультет Харьковского университета, несмотря на уверенность отца в моем призвании военного. Впрочем, спустя десяток лет его уверенность все-таки оправдалась – я по доброй воле надел погоны, правда, не армейские, чего хотел отец, а сотрудника внешней разведки. И хотя служба в разведке, продолжавшаяся 33 года, не оставляла сколь-нибудь значительного времени для занятий каким-то другим делом, любви к истории я все это время не изменял. Тем более что разведчику-профессионалу, оперативнику или аналитику – не важно, исторические знания просто необходимы. И не только знания. Не менее, а может, и более значимо иметь навыки исторического и сравнительного мышления, аналитической работы с документами, постоянного интереса к достижениям и открытиям исторической науки. Ведь историей интересуются практически все – и физики, и лирики. Может быть, на весьма примитивном уровне, может быть, на базе нескольких телевизионных передач или рассказа приятеля за кружкой пива, но практически все. И все считают себя ее знатоками. Работая за границей более 16 лет, я много раз сталкивался с ситуацией, когда беседы на исторические темы со мной заводили дипломаты, сотрудники правительственных ведомств, военные, парламентарии, бизнесмены, профессора геологии, химии, а также таксисты, официанты, продавцы. Кстати, последние, как правило, были наиболее активны и безапелляционны.
      Вот примерно таким активным и категоричным в вопросах истории, прежде всего советской, прибыл я в первую длительную зарубежную командировку. Как же, ведь я с отличием окончил истфак, в 1970 г. стал лауреатом Всесоюзного конкурса студенческих научных работ, и сам первый секретарь ЦК ВЛКСМ Е.М. Тяжельников вручил мне полное собрание сочинений Ленина (друзья утверждали, что при объявлении о награде кто-то негромко сказал «так ему и надо», но я не слышал, волновался). Затем был направлен в аспирантуру в Софийский университет, став первым советским аспирантом, прибывшим в Болгарию на полный курс обучения. Защитил кандидатскую диссертацию в 27 лет, много печатался в болгарских СМИ, разрабатывались планы докторской. Чем не великий историк? Ну, может, не великий, но видный, много знающий, работавший в советских и болгарских архивах по специальному допуску по форме N3. И хотя моя жизнь вскоре круто изменилась, и в Югославию я приехал в пятилетнюю командировку как советский разведчик, а не историк, эти горделивые чувства глубоко сидели во мне, вырываясь порой на поверхность.
      В Югославии в конце 70-х гг. прошлого века было раздолье любителям исторической науки. Литература и документы на любой вкус: местные – часто националистической, русофобской или антисоветской направленности; западные, белоэмигрантские, русские дореволюционные, советские оппозиционные – все, что у нас находилось в спецхранах и не выдавалось даже счастливым обладателям допуска по форме N3. Можно было на книжных развалах или в букинистических лавках приобрести книгу, изданную в XIX веке, полистать подшивку эмигрантских газет 30-х годов XX века, посмотреть и потрогать награды русской императорской армии, подискутировать с историками других взглядов. Погружаясь в свободное время во все это (а тут еще жена – профессиональный историк с таким же обостренным интересом), я вскоре начал понимать, что мне нечем гордиться. Оказалось, что многого просто не знаю. Такой вот «одноногий историк» – мои знания ограничиваются лишь теми рамками, которые очертила тебе советская власть. Да, от сих и до сих ты освоил хорошо, но дальше – ни-ни. А дальше-то еще огромнейшая территория, огромнейший массив, без изучения которого твой анализ, твои выводы будут в лучшем случае не точны, а чаще всего ошибочны. Не могу сказать, что, узнав новые факты, ознакомившись с новыми оценками и взглядами, я быстро изменил свои представления об исторических процессах в нашей стране. Воспитанный в русской, патриархальной по стилю жизни семье советского офицера-фронтовика, я органически отторгал тексты, умозаключения, идеи, направленные на унижение моей Родины, моего народа, независимо от того, в какой обертке они подавались – троцкистской, бухаринской, титовской, диссидентско-демократической, западно-демократической и т.п. Сердце и ум цепляли только книги, статьи, мемуары ряда авторов дореволюционной России и белой эмиграции. Во многом еще не соглашаясь с ними, я чувствовал их искреннюю и чистую любовь к русскому народу, культуре, языку, к нашему Отечеству. Она была сродни той любви, опираясь на которую, мой отец дошел до Берлина, а моя мать воспитала трех преданных Родине детей; той любви, которая была путеводной звездой в моей непростой жизни разведчика.
      К концу пребывания в Югославии мне стало ясно, что в Советском Союзе больше всего боялись именно этой литературы, именно этих авторов. Худо-бедно обо всех остальных течениях, идеях мы хотя бы знали в тенденциозных пересказах советских историков от пропаганды или через вроде бы объективные, но злобненькие передачи западного радио. А вот на все, что касалось истории до октября 1917-го, наложено было табу. Есть официальная советская интерпретация, и довольно. А интерпретация та, как и многое в Советском Союзе, была кондово однозначна и схематична.
      Как-то случайно, проходя мимо русской церкви в Белграде, я увидел большую группу людей в ограде храма. Многим из них явно было за семьдесят. Я встал неподалеку – интересно в 1980 году посмотреть на людей, которые, сами или их отцы, боролись с советской властью. До меня стали доноситься обрывки их разговоров: «Господин подпоручик, как давно я вас не видел, как ваше здоровье?», «Простите, запамятовал, вы кадет какого выпуска? 1927-го? А помните...», «Ольга Николаевна, дорогая, пожалуйте завтра на чай», «Господа офицеры, встретимся у отца Василия в субботу». Все это звучало по-особому, с какой-то чистотой, тактичностью, без всяких наших «ну», «так сказать», «короче», «пока». Говорили по-русски, но как-то по-другому. Так говорила моя мама, родившаяся в 1915 г. в семье унтер-офицера русской императорской армии и, благодаря домашнему воспитанию, сохранившая чистый русский до конца своей жизни. И вдруг пришла мысль: «Почему эти симпатичные, милые старики и старушки здесь, в Белграде, а не в Москве, в Курске, Иркутске? Почему они, их родители, покинули Родину? Ведь они ее не только не забыли, но за тысячи километров от нее продолжают жить и умирать русскими?». Впервые я задал вопрос самому себе: а действительно ли «мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз»? Ведь до меня и моих родителей были дед, прадед, прапрадед, десятки поколений Решетниковых. У них, получается, адрес был другой, Родина была другая – Русь, Россия.
      Вспоминается первая встреча с представителем другой Родины, той России. Дело было в Софии в феврале 1972 г. Тогда я был еще совсем молодым, но находился в состоянии своего «исторического величия» и в плену стандартных советских идеологических заблуждений. Поэтому реагировал на происходящее, мягко говоря, не совсем адекватно. С вопросом «сударь, вы русский?» ко мне в одном болгарском государственном учреждении обратился невысокого роста старичок с чрезвычайно интеллигентным выражением лица. «Советский», – с гордостью ответил я. Старичок слегка поморщился, но продолжил: «Разрешите представиться, профессор русской филологии Софийского университета Николай Михайлович Дылевский. Я вижу, вы собрались идти пешком, не откажите мне в любезности составить вам компанию, давно не говорил на русском языке с соотечественниками». Я согласился, но при этом глупо заметил, что мы вряд ли соотечественники, так как я из СССР, а он, судя по всему, из белых. «Придет время, и вы поймете, что такого различия быть не должно», – заметил мой новый знакомый. Идти до общей цели, Софийского университета, предстояло минут двадцать. Все они прошли в вопросах профессора и моих «глубокомысленных» ответах. Вот наиболее характерные:
      – Вы из какой семьи?
      – Полковника.
      – Какое совпадение, мой отец тоже был полковником.
      – Не вижу совпадения: мой отец – полковник Советской армии, а ваш – царской.
      – Придет время, и вы поймете, что для русских людей такое разделение противоестественно.
      -Ваш отец участвовал в Великой Отечественной войне?
      – Да, с июля 1941-го по май 1945 года.
      – Смотрите, вновь совпадение, мой отец также прошел всю Отечественную, с августа 1914-го до позорного Брестского мира в феврале 1918-го.
      – Нет никакого совпадения, наша война действительно была Отечественная, а та типично империалистической.
      – Ничего, придет время, и вы поймете, что принципиальных различий нет.
      И так всю дорогу: он утверждал, я возражал, а рефреном пророчески звучало: «Придет время...» Время действительно пришло, лет через десять, уже в Белграде.
      Вернувшись из Югославии домой после окончания загранкомандировки в конце 1983 г., я по службе стал довольно часто соприкасаться с Н.С. Леоновым и Л.В. Шебаршиным. Это были не просто выдающиеся разведчики, но и люди, в своих размышлениях, помыслах, переживаниях далеко выходившие за круг профессиональных задач и проблем. Глубокий аналитический ум, обостренное чувство любви к Отечеству привели их уже к середине 80-х годов к выводу, что страна, советская система находятся в жесточайшем кризисе, из которого выхода не видно. В своем поиске этого выхода они все чаще обращались к нашей дореволюционной истории, что, с одной стороны, помогало мне углублять свои знания и понимание процессов XIX – начала XX в. (Л.В. Шебаршин, кстати, был страстным книголюбом и книгочеем, у него всегда было чем «поживиться»). С другой стороны, и Леонов, и Шебаршин были для меня своеобразной защитой от нападок приверженцев делу Ленина – Сталина в рядах разведки, для которых мои взгляды во второй половине 80-х гг. перестали быть секретом.
      В общем, к этому времени я уже жил «Россией, которую мы потеряли». Казалось, как могло случиться, что за каких-то пять-семь лет убежденный советский патриот превратился в сторонника «проклятого самодержавия»? Дело, конечно, не только и даже не столько в новых знаниях, приобретенных за эти годы. Часто бывает, когда идеи, факты вызывают интерес, но не более, падают на неподготовленную почву и не произрастают. А у нас почва была уже взрыхленная – угроза развала советской системы становилась все очевиднее, ее могли не замечать только люди, не выходившие за рамки интересов повседневной жизни. Таких, к сожалению, было большинство, – советская власть приучила к тому, что обо всем думает партия, то есть ее руководство. Из-за этого оказалось довольно легко соблазнить наш народ в начале 90-х годов безответственной либеральной пропагандой немедленного счастья и благополучия.
      Однако немало моих сверстников во второй половине 80-х обратили свои взгляды на дореволюционную Россию. Уход от советского к русскому, имперскому прошел лично у меня довольно быстро и безболезненно, хотя многие мои коллеги и даже друзья не смогли оторваться от большевистского наследия. Думаю, что важнейшим фактором для меня и моих единомышленников было домашнее воспитание. В нашей семье только я под влиянием атмосферы в Харьковском университете и пятилетней комсомольской «активности» позволял себе порой заменять слово «русский» словом «советский». Для отца и мамы все было русское: армия, страна, народ, земля, футболисты, песни, артисты. Они всегда говорили: «Мы русские». В этом не было никакой кичливости, никакой гордыни, только спокойное достоинство. И, конечно, речи не могло быть о пренебрежительном отношении к другим народам. Более того, отец заставил меня учить в школе украинский язык и литературу, хотя как сын военного я мог быть освобожден от этого. В жизни пригодится, заявил он. Ранее отец пытался проделать то же с моим старшим братом, когда мы жили в Армении, но сорвалось. Армянский не украинский, и когда мой брат, всегдашний круглый отличник, стал получать двойку за двойкой, эксперимент пришлось прекратить и воспользоваться законной льготой.
      Да, одно время у нас в доме висел портрет Сталина в форме генералиссимуса, но пиетет к этой личности выражался лишь в связи с войной. Отец, Петр Кузьмич Решетников, выросший в белгородском селе и успевший окончить церковно-приходскую школу, был сдержан и немногословен, что было характерно для русского крестьянства досоветской эпохи. Он крайне редко критически высказывался в отношении других людей, а тем более руководителей. Исключение делал только для Н.С. Хрущева, считая, что подобный «базарный типаж» во главе великой державы – просто стыд и срам на весь мир. Мама, Ольга Алексеевна, дочь потомственного запорожского казака, подпрапорщика императорской армии, погибшего в 1916 г. в Брусиловском прорыве, воспитывалась вместе с шестью братьями и сестрами моей бабушкой Пелагеей, представительницей сильно и давно обедневшей ветви старинного польского шляхетского рода Рачинских. Бабушка, прожив всю свою замужнюю жизнь в гарнизонах русской армии в Польше, была женщиной волевой (одиннадцать детей, семь выжили, эвакуация в 1915 г. в Калугу, налаживание жизни на новом месте, тяжелая физическая работа), глубоко православной и прекрасно воспитанной. Очень многое передалось от нее моей маме, последнему ребенку в семье подпрапорщика Алексея Тимофеевича Костоглода.
      Вот только религиозности за мамой и отцом я долгое время вроде бы не замечал. Считал, что они, как и все советские люди, конечно же, атеисты. В юности я, правда, не обращал внимания на то, что в нашей семье никогда ничего не говорили о вере, о церкви. Темы религии как бы вообще не существовало. В 1961 г. был один странный случай. Я наблюдал, как взрывали церковь в Харькове, возбужденный вернулся домой и с мальчишеским упоением поведал родителям о столь радостном событии. И неожиданно услышал от отца сказанное с мрачной интонацией: «Нечему радоваться». Озадачило это меня лишь на мгновение и забылось. Но позже, в студенческие годы, другой случай изрядно меня поразил и заставил задуматься. Дома за столом я позволил себе богохульное высказывание и сразу получил от мамы удар по губам со словами: «Чтобы я никогда этого не слышала». К чему я все это рассказываю? Да к тому, что Россия, та, которой вроде бы уже и не было, жила в сердцах моих родителей, как и еще сотен тысяч, миллионов русских людей, несмотря на агрессивно внедряемую советскость, которую вынужденно или сознательно принимали как форму существования. Подавляющее большинство нашего народа вряд ли в 60 – 70-е гг. жалело о дореволюционном прошлом, думало о нем. Но оно, это прошлое, тысячелетнее, жило в народных генах, в народной памяти, в сохранившихся и даже в разрушенных храмах, в старых иконах, скрываемых от посторонних взглядов в некоторых семьях. Ведь у многих, в том числе комсомольцев и партийцев, волновалось сердце, когда стройные ряды каппелевцев шли маршем на «наши пулеметы», чем-то родным веяло от героев фильмов, одетых в царскую (русскую) военную форму. С каким любопытством мы, советские студенты и аспиранты, разглядывали чудом уцелевших двуглавых орлов на остатках ограды русской церкви в Софии (причем делали это неоднократно). Русь, Россия звала нас. Звала из-за той стены, которой отгородили народ от нее «рожденные в Октябре». Мне удалось, благодаря генной памяти моих родителей, услышать этот голос, и я пробился к России через груды и капканы заблуждений, бросился в ее объятия, как бросался в объятия мамы после долгой разлуки.
      Не мог понять лишь одного: как люди, жившие в России царской, имперской, мощно развивающейся, с великой культурой и историей, вдруг отреклись от нее, своими руками помогли кучке авантюристов, болезненно амбициозных и человеконенавистнических нигилистов, захватить власть и устроить многолетнюю кровавую бойню, смертельной жертвой которой стала наша милая Родина. Конечно, я не идеализировал дореволюционную Россию, проблемы и трудности очевидны, но это были проблемы и трудности развития, а никак не причина и повод для того, чтобы разгромить народ и ликвидировать государство.
      Понимание пришло несколько позже, во время долгосрочной командировки в Болгарию. В марте 1991 г. я решительно переступил порог софийской церкви Святителя Николая с мыслью, что пора из «захожанина» превращаться в прихожанина. Буквально через полтора-два месяца каким-то чудесным образом мы с женой и младшей дочерью оказались в Княжевском Покровском монастыре, что на окраине Софии. Эта девическая обитель была создана выдающимся русским мыслителем архиепископом Серафимом (Соболевым), человеком подвижнической жизни. Вот уже более 60 лет к его могиле в крипте церкви Святителя Николая в болгарской столице идет нескончаемый поток болгар и русских, обращающихся к нему со своими горестями и нуждами и получающими от него ответ и утешение. Только недоумение вызывает тот факт, что РПЦ до сих пор не канонизировала архиепископа Серафима, ставшего давно, благодаря народной любви, местночтимым святым.
      Нас приняла игуменья монастыря Серафима (светлейшая княжна Ольга Андреевна Ливен, потомок старинных русских родов Орловых-Давыдовых и Васильчиковых). Она была любимой ученицей владыки Серафима, который и постриг ее в монашество в 1949 г. и тогда же поставил игуменьей. Матушка была святой жизни человек, молитвенница, имевшая от Бога дар прозрения. В 1920 г. семилетней девочкой она с родителями покинула Россию и больше ее не видела, но до самой своей кончины в 2004 г. матушка оставалась русской в самом классическом, в самом прямом смысле этого понятия. Она любила Россию в Боге, как любили русские люди свою землю на протяжении тысячи лет. Это совсем другая любовь, поверьте. Она плохо сопрягается с нашим привычным патриотизмом. Одним из первых моих вопросов матушке был: «Почему случился 1917 год? Что произошло с русским народом? Почему проиграли белые?». Ответ матушки Серафимы навсегда определил не только понимание сущности трагической катастрофы, но и все последующие 23 года моей жизни: «Потому что предали Бога, отошли от веры. А за предательством Бога неизбежно последовало предательство царя и России. Многие были участниками этого предательства. Когда же они увидели, какую страшную красную гидру своей изменой вызвали из преисподней, бросились под хоругви, но было уже поздно. Жертвенной борьбой, страданиями и смертью они, может быть, искупили свою вину, но Господь не мог даровать им победу, нужно было покаяние всего русского народа». Это слова монахини, княжны, дочери офицера Русской армии генерала П.Н. Врангеля.
      Бог даровал нам четыре года постоянного общения с матушкой, находившейся в монастыре в добровольном затворе. Свет, который исходил от нее, очищал наш ум от всего наносного, абсолютно ненужного, что впитывается, а то и вдалбливается в нас в повседневной жизни. Идите за Христом, будьте верными чадами Русской православной церкви, и все происходящее с вами, с народом, со страной будет вам совершенно ясно – вот главная мысль, с которой матушка начинала и заканчивала наши беседы. По ее молитвам Господь, когда мы вернулись в Российскую Федерацию, послал нам духовного наставника – архимандрита Алексия, ныне архиепископа Костромского и Галичского, удивительно духовно и идейно схожего с матушкой, хотя они никогда друг друга не видели. «Не враг силен, а мы слабы», – часто повторяет владыка Алексий. Слабы своим беспамятством, своим нежеланием потрудиться духовно, нравственно, ставить перед собой более высокие цели, чем «чтобы всего было вдоволь». Во многом мы утратили характерную для русских религиозную, по сути, способность сострадать, любить и прощать родных, близких, дальних, дорожить Родиной. Ведь последние годы мы живем в мире шутки. Знаете, как есть магазины с ужасными названиями: «Мир дверей», «Мир паркета», «Мир сантехники» и т.п., так и нашу Федерацию часто хочется назвать «Мир анекдотов» или «Мир шутов». Высмеивается все и вся – ежедневно, ежечасно по телевидению на радио, в газетах и журналах, на концертах и в спектаклях. В стране сформировалась целая армия профессиональных анекдотчиков и смехачей, не уступающая, наверное, по своим масштабам армии охранников частных учреждений и предприятий. Практически нет ничего святого, ничего нравственно неприемлемого. Главная цель – заглушить голос нашей совести, призывающий остановиться и задуматься, а не ходим ли мы по замкнутому кругу. По кругу безответственности, распущенности, себялюбия. Не сойдем с него – не выйдем на путь, уготованный Богом России, не избежать катастрофы.
      Прочитал написанное и подумал: научный редактор этой книги просил в «Прологе» объяснить, почему я взялся за нее. У меня же получилось (надеюсь) объяснение, как я пришел к тем или иным взглядам. Но, пожалуй, и это нужно. Меня нередко спрашивают: «Ваша любовь к России дореволюционной вызвана дворянским происхождением предков?». Мол, понятно, жалеет об утраченных богатствах и привилегиях. Или: «У вас случилось какое-то горе или вы тяжело заболели, что пришли к Богу и стали церковным человеком?». Вроде бы сочувствуют люди, что немножко «сдвинулся» умом. Да нет, господа и товарищи, братья и сестры, все просто – прорвалось на поверхность чувство русского человека, задавливаемое десятилетиями советскостью и россиянством. Появилось непреодолимое желание вернуться после долгой жизни в других странах – СССР и РФ – в Россию, на любимую в Боге Родину. В ту страну, в которой из века в век жили в молитве, труде и подвиге все предшествующие поколения крестьян Решетниковых и казаков Костоглодов. Ведь без Бога и Родины русский человек не может, без Них он уже не русский.
 

Леонид РЕШЕТНИКОВ.
(Из книги «Вернуться в Россию».)


Комментарии (22)
EECNBR, 11.10.2013 в 08:37

rfrjq [jhjitymrbq какой хорошенький,и зарплата большая

Guest, 11.10.2013 в 16:16

Два раза в одну и туже воду не войдешь. Вернутся в ту Россию не получится, ностальгировать можно, а вернуться нет.

Кунак, 11.10.2013 в 20:47

Интересно получается у этого Л.Решетникова. Сплошные стандарты. Воспитывался при советской власти в духе советского интернационализма, равенства всех наций,подкрепленной ленинской национальной политикой. Будучи в Югославии застал натуральных русских людей с сохранной грамотной русской речью преданных своей Родине и русскому народу,что повлияло на его мировозрение и поменяло взгляды на настоящее. Но, работая в РИСИ напару с Р.Сулеймановым, отошел от принципов ленинской национальной политики. Все РИСИ работают в духе великодержавного шовинизма. Для всех неруских народов так же дорог национальный язык, его жизнеустойчивость, национальная культура.

Кунак, 11.10.2013 в 20:49

Пардон. Где стандарты, имелось ввиду двойные стандарты.

Аналитик, 12.10.2013 в 01:43

Все сказанное Решетниковым подтверждает, что ФСБ и соотетственно т.н. "РИСИ" заправляют закоренелые русские нацисты. А их "любовь" к татарскому народу давно известна.

Guest, 12.10.2013 в 23:54

Довольно интересно. Работая в Болгарии он конечно уже работал в КГБ. Но при этом он постепенно под влиянием знакомства с белой эмиграцией практически стал белым эмигрантом внутри КГБ. Как Решетников относится к НТС?

Guest, 12.10.2013 в 23:55

В советское время его за такие взгляды сразу арестовали бы.

Guest, 12.10.2013 в 23:58

Получается, что КГБ постепенно стало самой антисоветской организацией из-за допуска к реальной информации.Отбирали туда умных, но умные сопоставляя факты и располагая закрытой информацией имели возможность сравнивать и делали выводы не в пользу советского строя.

Guest, 12.10.2013 в 23:59

Решетников ярко демонстрирует как происходило постепенное перерождение КГБ.

Guest, 13.10.2013 в 00:02

Без Бога и Родины русский человек не может, без них он уже не русский. Более половины русских сегодня атеисты, то есть они уже не русские?

Guest, 13.10.2013 в 00:03

А если русский принмает ислам, то он уже не русский?

Guest, 13.10.2013 в 08:33

Он русский мусульманин

Guest, 15.10.2013 в 02:22

Без Бога и Родины русский человек не может, без них он уже не русский. Более половины русских сегодня атеисты, то есть они уже не русские?
========
Сейчас более 99,9 % русских - атеисты, а кресты носят только для моды, и при этом матерятся, обманывают и т.д. Т.е. ведут себя не так, как должны вести себя верующие люди. При этом они не знают, что такое православие, в чем его отличие от других религий, они не читали Библию и т.д.
А Родину они покидают с удовольствием, все уезжают, у кого есть такая возможность.
Что же тогда получается, что они не русские
что-ли?
Мне кажется, что для русского человека Родина - это там, где ему хорошо, а не там, где он родился!
Поэтому в Татарстане русские с удовольствием живут и не рвутся уехать на исконные русские земли.
Может быть это связано с тем, что русские почти везде живут не на своих исторических исконных землях, а на завоеванных чужих государствах и территориях? Наверное, поэтому, им все равно, где жить.
А вот для татар, Родина - это Святое понятие!
Где бы они не жили, куда бы они не вынуждены были переселиться из-за постоянных притеснений, насильственных крещений, преследований, грабежа, геноцида со стороны Москвы, все равно они смотрели на Татарстан, как на Мекку, и всегда мечтали вернуться на историческую многострадальную Родину, когда она станет Свободной!

Аналитик, 15.10.2013 в 11:08

Guest, 12.10.2013 в 23:54
Как Решетников относится к НТС?
=========
Самое прикольное, верующий в Бога потомок русских крестьян Решетниковых и казаков Костоглодов господин Решетников верно служил безбожной советской власти долгие годы. Или он тайком предавал эту самую власть? Чувак никак не замечает этого противоречия.

УУСТИК, 18.10.2013 в 09:43

правильное слово-противоречие:о чем бы ни говорили,писали,а главное,делали тов.сотрудники(как и самый верхний тов.)-везде у них противоречие,тупик выходит.

Guest, 19.10.2013 в 09:09

Внутри православия тоже масса течений. Например разные группы старообрядцев. Старообрядцы русские или нет, по классификации Решетникова?

Guest, 19.10.2013 в 09:12

Льва Толстого отлучили от православной церкви и он в конце жизни принял ислам. Он русский писатель или татарский?

Guest, 19.10.2013 в 09:15

Интересно, как Решетников относится к Андропову. Андропов был атеист, мать еврейка, отец грек. Русский ли был Андропов? И вообще 90% населения СССР было в таком случае нерусским, так как господствовал поголовный атеизм.

Guest, 19.10.2013 в 09:21

Презентация книги Решетникова состоится в Казани 22 октября, в КФУ в здании библиотеки Лобачевского на 2 этаже в 15.00. Генерал-лейтенант Службы внешней разведки России Леонид Решетников, директор РИСИ ответит на все вопросы, можно будет приобрести книгу.

Guest, 19.10.2013 в 09:28

Яна Амелина провозгласила в Казани лозунг "Православие или смерть". Как Решетников относится к этому лозунгу? А если кто либо провозгласит лозунг "Ислам или смерть" его наверное срузу объявят ваххабитом. Не есть ли лозунг "Православие или смерть" своеобразный "православный"ваххабизм?

УУСТИК, 20.10.2013 в 14:57

жениться ему пора.созрел и морально,и материально.

ИНОРОДЕЦ, 26.10.2013 в 20:46

ПРИЧЕМ ЖЕНИТЬБА, ЕСЛИ ОН ПИШЕТ ЧТО ЖЕНА ЯВЛЯЕТСЯ ТАК ЖЕ ИСТОРИКОМ;ДРУГОЕ ДЕЛО, ЕСЛИ ПРИМУТ ИСЛАМ И СОВЕРШАТ НИКАХ, С ВОЗМОЖНОСТЬЮ ПОСЛЕДУЩИХ ЖЕНИТЬБ НА МУСУЛЬМАНКАХ...