Корни экстремизма (ч. 2)

     Но общественности, несмотря на это печальное начальное обстоятельство, необходимо разобраться в существующих острых проблемах, оказывающих весьма негативное воздействие на ситуацию в Татарстане.
      В плане разбора причинно-следственных связей рассматриваемых событий заслуживает внимание недавняя публикация депутата Госсовета М. Хайруллина (см. «Власть дала консолидированный ответ»//«Республика Татарстан», 16.08.2012), посвященная итогам названной выше специальной сессии республиканского парламента. Этот автор, известный своими аналитическими публикациями, высказал, как мне думается, некоторые весьма поверхностные и по большому счету просто ошибочные суждения о причинах произошедших событий, указывающих на следующее: даже у достаточно продвинутых наших парламентариев нет осознания тех реалий, с которыми сообщество Татарстана столкнулось. О чем идет речь конкретно: о том, что в отмеченной выше публикации содержится утверждение о якобы отсутствии в Татарстане «широкой социальной базы» для распространения и закрепления на нашей земле какой-либо экстремистской идеологии». Для обоснования главного своего тезиса М. Хайруллин сосредотачивается на том, что в отличие от Северного Кавказа «молодежи, включая верующих молодых мусульман, есть где применить свои силы и знания, найти достойное место в жизни». Короче, аналитик-парламентарий проводит мысль, что раз у нас нет безработицы, нет и социальной базы для мусульманской радикализации.
      Хорошо бы так, да в реальности дела обстоят немного иначе.
      Конечно, татарская ситуация иная, чем на Северном Кавказе. Но полагать, что она такая идеальная, как это получается у названного слуги народа, было бы верхом заблуждения. Дело не только и не столько в том, что даже с проблемой трудоустройства в Татарстане все обстоит не так хорошо, как это может показаться иному парламентарию, видимо, уже с трудом представляющему реальную жизнь, но и в том, что корни радикализации, в том числе и мусульман, как это давно известно из мировой литературы по социологии, далеко не сводятся только к безработице. Поэтому тут для анализа требуется привлечение несколько иных аспектов рассматриваемой общей проблемы, чем это делает М. Хайруллин.
      Все-таки начну с безработицы. Когда президент РФ В. Путин объявляет о необходимости в обозримом будущем в России создать 25 млн. новых рабочих мест – дело, конечно, благое – на этот грандиозный проект можно взглянуть и с оборотной стороны: следовательно, столько рабочих мест на сегодня в нашей стране не хватает. Вопрос: влияет ли такое положение в стране на молодежь? Непременно влияет, в том числе и в Татарстане, к тому же самым отрицательным образом. Несмотря на то что в Татарстане с рабочими местами существует относительное (заметьте, только относительное) благополучие, картина с трудоустройством у нас тоже далека от идиллической. Показательно, что 37% безработных (а их сейчас десятки тысяч только по официальным данным) в республике – это лица с высшим образованием и среди них много молодежи, затрудняющейся найти достойную (в финансовом и ином отношениях) работу. Да, у нас много мест для трудоустройства на рабочие специальности, но туда же окончившие вузы не идут (и не пойдут). Мы из нашего ежедневного опыта знаем, что в Казани, например, на «черную» работу, довольно часто весьма неплохо оплачиваемую, сейчас идут главным образом трудовые мигранты с соседних депрессивных территорий, или гастарбайтеры, которых становится все больше.
      Когда мы ведем речь о трудоустройстве, надо иметь в виду и следующее. Из-за того, что в республике у бюджетников зарплаты все еще низкие, у них и пенсии по старости получаются мизерными. Поэтому многие бюджетники стараются максимально долго сохранить свои рабочие места. К примеру, это происходит с вузовскими преподавателями, которые, уже достигнув очень почтенных возрастов, продолжают трудиться (с этим столкнулось, как известно, руководство практически всех вузов Казани и др. городов республики), занимая те места, куда могла бы прийти молодежь, в том числе татарская. Заметьте, из-за того, что городская да и сельская молодежь сейчас сильно ориентирована на получение высшего образования, эта ситуация создает проблемы прежде всего для молодых людей. Сюда также следует добавить, что среди татарской молодежи все еще значителен процент выходцев из села, сталкивающихся после завершения образования, когда они остаются в городах, со многими бытовыми трудностями (жилье очень дорогое как при аренде, так и при покупке, поэтому малодоступное; приходится длительное время жить в плохих жилищных условиях, что затрудняет возможность создания семьи и т.д.).
      В итоге получается, что в республике в целом и в ее городах, в частности, существует значительная масса молодых и не слишком молодых людей, по многим причинам не находящих для себя возможности вести полноценную жизнь. Да, это не сотни тысяч, как на Северном Кавказе, но это все же многие тысячи. Кто-то в поисках лучшей жизни мигрирует в богатые центры страны (в Москву, где сейчас полно татарстанцев, в нефтяные края и т.д.) или вообще уезжает за рубеж, чему способствует и создание устойчивых механизмов зарубежного образования. Но большинство остается тут и вынуждено искать работу и с большим трудом создавать для себя и своих семей сносные условия, что в наших весьма специфических условиях очень даже непросто.
      Полагаю поэтому, что вопреки мнению местных политиков, определенная изначальная база для радикализма в республике есть.
      Но на этот предмет нельзя смотреть только с узких позиций социально-экономических условий, на него необходимо взглянуть шире, и тогда мы увидим, что обсуждаемый вопрос имеет много других «разрезов», включая и сугубо национальные. Понятно, что отсутствие работы автоматически не делает из людей экстремистов, для того чтобы недовольные жизненными условиями подключились к действительно существующим в мире, в том числе и в нашей стране, радикальным группам, нужны и другие предпосылки, к величайшему сожалению, в России уже существующие и имеющие к тому же тенденцию к умножению.
      Хотелось бы начать с одного весьма показательного примера. Несколько лет тому назад я участвовал в Тюменской области в работе научной конференции, посвященной истории ислама у сибирских татар. И вот после выступления Ф. Байрамовой один из слушателей – студент III курса местной педакадемии, татарин, на призыв известной татарской писательницы изучать татарский язык и национальную культуру, заявил: «Мне не нужен этот язык, татарская культура тоже не нужна, я хочу быть просто мусульманином, а для этого достаточно знать русский язык, тоже дающий доступ к мусульманской литературе».
      Прошло совсем немного времени и из Тюменской области в адрес Исполкома ВКТ начали приходить сообщения об усилении среди тамошней татарской молодежи «ваххабитского влияния» и росте ее радикализации. Затем из администрации Тюменской области вышли к руководству Российского исламского университета с предложением создать у них филиал этого университета с тем, чтобы укрепить там позиции имамов, имеющих «традиционное исламское образование». РИУ начал даже подготовку к открытию такого подразделения в контакте с руководством Исполкома ВКТ и Конгресса татар Тюменской области. Когда дело приблизилось к этапу открытия данного филиала, оно неожиданно застопорилось и, как нам пояснил один из осведомленных работников администрации этого богатейшего российского региона, влиятельная группа управленцев выступила тогда против открытия этого филиала потому, что, по их мнению, студенты из сибирских татар в результате обучения там «были бы заражены характерным для казанских татар национализмом». Но в конце концов получилось так, что недавно во время моих контактов с одним из представителей администрации Тюменской области, занятом решением как раз национальных дел, оказалось, что там опять вернулись к идее открытия у себя вышеназванного подразделения РИУ. Посмеявшись тогда, хотя откровенно говоря, смеяться было нечему, я ему сказал: «Да, выбор у вас небольшой – ваххабизм или национализм». Он согласился.
      На деле, однако, тут скрывается серьезнейшая проблема, которая требует отдельного, весьма детального анализа. Тут скажу только, что в мировой политологии да и у российских авторов, имеющих специальные знания, однозначно указывается, что у национализма, являющегося на самом деле альтернативой ваххабизму, был и есть демократический потенциал (если бы его не было, из народных фронтов прибалтийских государств не сформировалась бы современная демократия, вполне даже успешно вписавшаяся в европейские реалии). Когда в нашей стране в угоду авторитарно-имперской политике демократические движения, включавшие и национальные движения народов России, были уничтожены, путь в национальную демократию оказался закрыт. К чему это привело, можно увидеть хотя бы на примере Татарстана: наш политический строй весьма часто называют с приставкой «ханство». И на самом деле в республике нет подлинной демократии, и большинство ее элементов (настоящей многопартийности, свободных СМИ и т.д.) у нас попросту отсутствует.
      Чтобы двигаться дальше, нужен еще один штрих, дающий возможность более углубленного взгляда на весь комплекс обсуждаемых тут проблем. Как показывает мой личный опыт общения с татарской молодежью – в основном продвинутой и национально ориентированной из числа аспирантов и частью студенчества – среди нее много тех, кто считает, что старшее поколение татар, то есть мы в том числе, начав в свое время (в конце 1980-х годов) национальное возрождение, его «до конца» не довели, и пробудившееся в результате того подъема молодое поколение, поверившее в то, что в новых условиях татарская этносфера получит возможность качественного подъема, оказалось брошенным на произвол судьбы. Это, если задуматься, весьма серьезное обвинение, хотя и несправедливое, но имеющее под собой определенное основание.
      Попробуем разобраться в уже названном достаточно сложном и запутанном комплексе факторов, оказывающем как прямое, так и косвенное влияние на современное татарское общество, в том числе и в направлении его радикализации. Когда выше рисовалась ситуация в Тюменской области – она взята в качестве примера, так обстоят дела практически везде – мною вполне сознательно в анализ вначале не было включено такое явление, как фактическая ликвидация национального образования, начавшаяся там еще с 1960-х годов, но окончательно завершенная в 2000-х годах (сейчас в области в лучшем случае в русскоязычных школах преподаются родные языки нерусских народов). В результате тут, как и во многих других российских регионах, выросли целые поколения татарской молодежи, особенно в городах, не владеющие своим родным языком и слабо разбирающиеся в собственной традиционной культуре. Но тем не менее когда в конце XX века началось общее национальное возрождение, охватившее всех татар на территории СССР (позже – России), приведшее к подъему национального самосознания, из-за того, данный процесс не мог получить во многом нормальную опору в национальной культуре, родном языке, он «ушел» в конфессиональную сферу (см. выше заявление молодого сибирского татарина). Показательно, что в случае отсутствия в исламе его местного, традиционного, т.е. этнокультурного составного, сформировавшегося исторически, он оказывается именно тем учением, которое проповедуется в настоящее время сторонниками ваххабитского направления, отрицающими именно этнонациональное. Так круг замыкается.
      Таким образом, чем упорнее Москва «выдавливала» с 2000-х годов национально-региональное составное школьного образования и вполне сознательно вела по многим направлениям политику на денационализацию широких слоев молодых групп нерусских народов, тем шире в стране и конкретно в регионах проживания татар (включая и Татарстан) становилась социальная база для салафизации нашей молодежи. Поэтому рост исламского радикализма в стране и в нашей республике связан отнюдь не только с «иноземным» влиянием – для этого крайне тревожного для всего нашего общества явления есть и местные причины, кроме сказанных включающие и другие моменты.
      Так, когда я пишу о «брошенной» татарской молодежи, надо иметь в виду, что речь идет о весьма серьезном социальном феномене. Один из его аспектов – «отсутствие настоящего драйва» у этой молодежи – уже обрисовал в своей статье старший научный сотрудник Института истории Р. Мухаметдинов (см. «Теракты и борьба идей»//«Звезда Поволжья», 16 – 22 августа 2012 года), кстати, являющийся одним из немногих в республике специалистов по проблеме национализма, что заставляет относиться серьезно к сказанному им. К тому, что он отметил, я бы еще добавил, что у молодых татар чувство своей ненужности возникает не только из-за крайнего ограничения возможностей для национального развития, но и из-за в целом отсутствия условий для участия в подлинной общественной и политической деятельности – не будем же мы при здравом уме считать, что можно к такого рода деятельности отнести вхождение в «Единую Россию», в движение «нашистов» или в партии–сателлиты? И это особенно бросается в глаза тем, кто прошел в 1980 – 1990-х годах через демократический подъем, когда существовала настоящая, а не показушная, как сейчас, политическая жизнь, когда была возможность для молодежи проявить себя в общественно-политическом плане. Об этом мне известно доподлинно, ибо к началу перестройки и демократического подъема в стране мне было чуть больше тридцати лет, и мне тогда удалось пройти серьезную политическую закалку. А сейчас молодежь, всегда стремящаяся (тут Р. Мухаметдинов абсолютно прав) к великим делам, зажата современными российскими условиями в столь узкие рамки, что поневоле вынуждена искать, если не уходить в алкоголизм, наркоманию и голое потребительство, всевозможные пути выхода за пределы этой мертвящей действительности. И глобальная идеология, которая заложена в исламе, дает такую возможность. Тем более что в исламе есть много такого, что позволяет его использовать для противостояния с колониальной, авторитарной и иной политикой, нацеленной на политическое доминирование одних за счет подавления других. Неудивительно, что в России татарские массы, в том числе и молодежь, повернулись лицом к исламу.
      В конечном счете татарский мир, который в силу нынешних политических условий в стране пытаются опять низвести до полуколониальной зависимости, несмотря на его сильную денационализированность, лишение возможности вести полноценную политическую деятельность, пройдя этап реисламизации, взял конфессиональное начало в число одного из основных составных своей идентичности, видя в исламе сильнейшую опору в борьбе за свои, попираемые в России, политические и иные права. А так как зажатая до последнего предела нынешними совершенно недальновидными федеральными политическими силами пружина не отпускается, возможностей для развития демократии у нас нет, исламистское направление, как самостоятельный политический дискурс, у татар усиливается, а в его рамках из-за специфики политической ситуации в стране формируется и его радикальное крыло. Разве в исламском мире сейчас происходит не то же самое? И чем татары хуже других мусульманских народов?
      Вот и оказывается, что у правящей российской элиты и у ее татарстанской ветви выбор на самом деле не слишком велик: или развивать демократию, включающую и его национальные варианты, или мы все время будем иметь дело с радикализмом, в том числе и исламским. Пора бы, господа-политики, осознать, что главный наш враг вовсе не внешний, он сидит внутри нас. И еще. Как хорошо известно, лучшим противовесом ваххабизму является развитие всего национального, да и национализм, как уже было отмечено, может быть вполне демократичным. Вот что наши политики никак не могут понять.
Наконец хочу несколько слов сказать и о событиях 19 июля.
      Федеральный центр и идущие с ним в едином строю татарстанские политики, кажется, все еще не поняли, что вне зависимости от того, какими были конкретные намерения организаторов и исполнителей июльских акций – не исключено, что об этом мы никогда ничего конкретного и не узнаем – в республике возврата к старому состоянию уже не будет. Похоже, что В. Якуб, с которым мне как джадиду-прогрессисту, т.е. либеральному демократу пришлось много дискутировать как с кадимистом-традиционалистом, пал жертвой происходящей смены вех, о чем я весьма сожалею, ибо при всех своих личных недостатках этот далеко еще не старый имам был видным татарским националистом, образованным человеком, не в столь отдаленном будущем вполне способным вписаться в число демократов новой волны (в их составе точно окажется много мусульман). Что касается муфтия И. Файзова, то я остаюсь при своем старом мнении, которое было мною сформулировано раньше. Тут дело даже не в том, что в случившемся с ним много неясного (как бы сказать точнее – проглядывает темная сторона силы), а в том, что эта фигура вряд ли будет способна в дальнейшем возглавлять нашу умму в меняющихся условиях. Дальше в качестве лидера понадобится не актер, а личность совершенно иного плана и уровня. Чем быстрее наши власти поймут эту простую истину, тем лучше будет для всего нашего сообщества.
      Эта статья была закончена в последний день священного месяца Рамадан. Пользуясь случаем, поздравляю всех мусульман с праздником и возношу хвалу Аллаху, Господу миров за то, что он создал нас мыслящими существами. Будем и впредь предаваться размышлениям, ибо наш Пророк Мухаммад (с.г.в.) считал это занятие богоугодным делом.
 

Дамир ИСХАКОВ,
доктор исторических наук.