Ислам в золотоордынском городе Укек

     В условиях наблюдающегося в современном татарском обществе мусульманского ренессанса неизбежно растет интерес к вопросу о месте и роли ислама в нашей истории. Отправной точкой для моих рассуждений на эту тему послужат исторические сведения о золотоордынском городе Укек, монетном дворе Золотой Орды XIII – XIV вв.
      Укек для меня интересен прежде всего тем, что он расположен на территории моего родного Саратова. На южной окраине современного города, у железнодорожного моста через Волгу, находится выдающийся памятник археологии и истории – Укекское городище. Точнее, наверное, сказать – находилось, так как территория городища давно уже используется под дачи, застроена жилыми домами и производственными объектами; значительная часть прибрежной полосы еще в 60-е гг. ХХ в. ушла под воды Волгоградского водохранилища. В результате борьбы цивилизаций разрушено, разграблено, безвозвратно утеряно огромное количество предметов материальной культуры Укекского городища. Как пример: 75000 грузовых подвод гранитного булыжника было вывезено с территории Укекского городища для строительства городских зданий Саратова, церквей и мостовых.
      Вместе с тем с определенной долей удовлетворения можно констатировать, что предыдущими поколениями археологов, историков, краеведов, любителей старины разыскано, выявлено, спасено и оставлено нам в наследство бесчисленное множество укекских древностей (например, в хранилищах Саратовского краеведческого музея лежат нераспечатанные ящики с раскопок Укека, сданные туда в 1895 г. руководителем археологической миссии в России бароном де Бай). Это артефакты настоящей татарской истории. Такие факты и должны привлекать внимание Академии наук РТ, Института истории им. Ш. Марджани АН РТ. Последние хранятся не только в местных музеях, но и в крупнейших музейных комплексах Казани, Москвы, Петербурга, Лондона, Парижа. Кроме того, археологические изыскания последнего времени, проведенные Л.Ф. Недашковским, Р.А. Сингатулиным, Д.А. Кубанкиным, дают основания полагать, что археолого-исторический потенциал Укека потерян далеко не полностью, сохранился центр города, т.е. нас могут ожидать здесь приятные сюрпризы в виде ценных находок.
      Наш интерес к Укеку вызывается еще и тем обстоятельством, что в нынешнем, 2012 году ему исполняется 750 лет. По сообщению Марко Поло, его отец Никколо и дядя Матфей в 1262 г. «…вышли из Булгара. Пошли они к городу, что был на границе земли западного царя и назывался Укака» (Книга Марко Поло. М., 1955). Нет сомнений в том, что это был тот самый город, который арабские авторы в XIV в. называли «Укек» или «Укак». В частности, Ибн-Баттута, посетивший Улус Джучи в 1333 – 1334 гг., оставил такую запись: «Мы направились к городу Укаку – городу средней величины, но красивой постройки, с обильными благами и сильной стужей» (Из глубины столетий. Казань, 2000).
      Укек начали строить еще при хане Бату в конце 40-х – начале 50-х гг. XIII в. Именно его, очевидно, имел в виду посланник французского короля В. Рубрук, посетивший, по его словам, в августе 1253 г. «новый поселок на правом берегу Этилии (Идиля, Волги. – К.А.)». Большую ценность для нашей темы имеют замечания Рубрука, касающиеся этнического состава населения и религиозной ситуации Укека. Он указывает, что новый поселок «…татары устроили вперемежку из русских и сарацин (мусульман. – К.А.), перевозящих (через Волгу. – К.А.) послов, как направляющихся ко двору Бату, так и возвращавшихся оттуда…» Здесь следует пояснить, что под словами «двор Бату» в данном случае подразумевается временная, походная резиденция хана на летнем становище («джейляу»). Дело в том, что Бату и последующие ханы Золотой Орды имели обыкновение с января до августа со своим большим двором подниматься из района Северного Кавказа вдоль Идиля «к холодным странам», делая по пути остановки. С августа маршрут повторялся в обратном направлении. Рубрук сообщает, что, переправившись через Этилию, он не застал Бату на левом берегу, так как тот уже начал спускаться вниз вдоль реки. Это указывает на то, что самое северное летнее становище хана («джейляу») находилось где-то напротив Укека, на правой стороне Волги. На картах Пиццигани (1367 г.) и Фра Мауро (1459 г.) это место обозначено словом Yalachi. По мнению саратовского автора С.А. Браташовой, здесь по обоим берегам Волги находится месторасположение агломерации Укек – Квасниковское городище (Браташова С.А. Волга инкогнита по картам II – XVII веков. Саратов, 2011). В этих же границах, кстати, была сформирована Саратовская губерния, в которой проживало приблизительно 500000 татар (в последующем от Саратовской губернии были отделены части Волгоградской, Пензенской, Ульяновской, Мордовской территорий).
      Возвращаясь к вопросу об этническом составе населения раннего Укека, мы отмечаем, что нерусское население поселка Рубрук обозначает конфессионимом «сарацины», не вдаваясь в подробности относительно этнической принадлежности мусульман. Но ясно, что это были не монголы и не аланы-христиане. Очевидно, что это были различные этнические группы огромного тюркоязычного мира Улуса Джучи, который контролировался военно-политической элитой улуса, состоявшего в основном из татарских кланов.
      Рукописи дают четкое представление о том, какая религия занимала привилегированное положение в Укеке и кто ее в основном поддерживал. «Именно татары предпочитают сарацин русским, так как они (имеются в виду русские) – христиане». Рубрук был поражен этим обстоятельством. «И я удивляюсь, – восклицает он, – какой дьявол занес сюда закон Магомета».
      Между тем ничего удивительного в этом нет. Ислам благодаря торговым путям проник из Бухары в Восточный Туркестан, население которого было в основном представлено татарскими и уйгурскими племенами, в VI – VIII вв. Большая часть населения этих мест, как и, естественно, татары, еще в то время имели представление об исламе и, как свидетельствуют источники, были мусульманами. В VIII – IX вв. ислам получает распространение в Средней Азии. Следующий период исламизации – Дашт-и Кыпчак, Великая Степь, населенная многочисленными тюркоязычными племенами, включая волжских булгар.
      Из источников ясно видно, что к моменту похода Бату на запад ислам уже получил довольно широкое распространение в тюркоязычной среде населения евразийских степей, включая татарские племена. Монгольская знать, традиционно придерживаясь канонов шаманизма, была хорошо знакома с учениями обеих монотеистических религий – христианства и ислама. В частности, при дворе Чингисхана и его преемников были весьма сильны позиции и влияние христианских миссионеров несторианского толка.
      В Улусе Джучи, в соответствии с канонами Ясы Чингисхана, была веротерпимость. Не запрещалось ни одно религиозное учение и вместе с тем на официальном уровне не отдавалось явного предпочтения ни одной религии. Бату-хан, став правителем многочисленных народов, придерживающихся разных верований, должен был как-то реагировать на религиозный фактор. Вместе с тем Бату-хан, поставив свою ставку на Нижней Волге, должен был учитывать религиозные предпочтения преобладающей массы населения своего государства, военно-политической элиты, особенно ее тюркоязычной части, представленной в основном татарскими кланами, так как опорой его власти, экономического и военного могущества государства являлось именно тюркоязычное, сильно исламизированное население. Потому-то в Укеке, как указывалось выше, татары явное предпочтение отдавали мусульманам.
      В этой связи представляет интерес факт, сообщаемый Рубруком. Когда последний уезжал из ставки Сартака, располагавшейся в трех днях пути к западу от Волги, один из придворных сказал ему: «Не говорите, что наш господин – христианин, он не христианин, а моал (монгол. – К.А.)». И дело здесь, очевидно, не только в том, что Сартак ошибочно толковал слово «христианин» как этноним, как считает Рубрук, сколько в нежелании лишний раз «засветиться» в качестве христианина. Политически ему это было не выгодно. Попутно обратим внимание на замечание Рубрука о том, что монголы «не желают называться татарами». «Ибо татары были другим народом…» – добавляет посланник.
      Несомненно одно: очень скоро после образования Улуса Джучи за его населением закрепился политоним «татары», а само государство часто называлось «Татария» или «Великая Татария». И причина этого, может быть, не только в преобладающем количестве этнических татар в Улусе Джучи, а в отмеченных Рашид ад-Дином присущих им удивительных качествах. «Из-за их чрезвычайного влияния и почетного положения, – утверждал персидский ученый, – другие тюркские роды, при всем различии их разрядов и названий, стали известны под их именем и назывались татарами» (Из глубины столетий. Казань, 2000).
      Что касается религиозной ситуации, то после смерти Бату-хана в 1257 г. его сыну – христианину Сартаку – не удалось закрепиться на престоле (он был убит). Власть перешла к младшему брату Бату Берке, который был правоверным мусульманином. Его отец Джучи-хан благосклонно относился к тому, что Берке в детстве занимался с мусульманским проповедником. Считается, что Берке принял ислам еще до своей коронации, в Бухаре от видного богослова и правоведа Саиф ад-Дина (по другой версии, Шамс ад-Дина) ал-Бахарзи. В 1257 г. на обратном пути из Каракорума в Сарай уже в качестве правителя Улуса Джучи он вновь посетил Бухару. Как сообщал ан-Нувайри, Берке – «…первый из потомков Чингисхана принял религию ислама… оказывал почет правоведам, приблизил их к себе… и построил в пределах своего государства мечети и школы» (Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, СПб., 1884).
      Одновременно с Берке ислам принимают его жены и эмиры и его гвардия. Благодаря этому в странах Востока было известно о том, что войско хана татар состоит из 30 тысяч мусульман, которые строго соблюдают все предписания шариата, обязательно участвуют в пятничной молитве и не пьют вина. В Индию до историка Джузджани дошли рассказы о том, что у Берке богатая библиотека, во дворце его постоянно находятся богословы и законоведы – толкователи Корана и Сунны, при участии которых происходят частые диспуты по вопросам шариата. Неудивительно, что ан-Нувайри (XIV в.) писал о Берке, что «он первый из потомков Чингисхана принял религию ислама… он воздвиг маяк веры и установил обряды мусульманские, оказывал почет правоведам, приблизил их к себе… и построил в пределах своего государства мечети и школы». Другие арабские авторы, описывающие дипломатические контакты с Золотой Ордой, отмечали, что при приеме посольства ханом Берке присутствовали его старшая жена и около 50 или 60 эмиров, причем «у каждого из эмиров (находящихся) при нем, есть муэдзин, имам; у каждой хатун (также) свой муэдзин и имам». Отмечалось также, что дети знати учатся в медресе, где «слушают чтение досточтимого Корана».
      В основе исламского выбора хана Берке лежали внутри- и внешнеполитические причины. Главной внутриполитической причиной являлось стремление власти опереться на численно преобладавшее тюркоязычное население, исповедующее ислам, для укрепления государства. На решение этой сверхзадачи объективно «работало» широко развернувшееся еще при Бату-хане строительство городов. По мнению крупнейшего исследователя Золотой Орды Г.А. Федорова-Давыдова, именно по мере роста городов в Поволжье пышно расцветала новая урбанистическая восточная средневековая культура, основой которой был ислам.
      Важную роль играли внешнеполитические причины, среди которых прежде всего следует указать на стремление Берке выйти из-под власти великого монгольского хана, получить независимость и государственный суверенитет, опираясь в основном на татарские кланы, являющиеся становым хребтом всего государства, что, по мнению большинства исследователей, ему удалось сделать. Это повлекло за собой следующую задачу: поиск союзников среди мусульманских государств. Таким государством стал Египет, куда после падения в 1258 г. Багдадского халифата переместился центр ислама.
      Сближение с Египтом было естественным и в том плане, что его правителями в это время являлись султаны из тюркских мамлюков, потомки знаменитого Бейбарса. Последний, как считается, был выходцем из тюрков.
      Мамлюкский Египет и Улус Джучи «нашли» общего врага – государство Хулагуидов, занимавшее территорию современных Ирана, Афганистана, Туркменистана, Ирака и восточной части Малой Азии. Началась длительная война с хулагуидами, и духовно-идеологическую основу военно-политического союза Египта и Золотой Орды составлял ислам.
      При преемниках Берке процесс религиозно-идеологической переориентации правящей элиты Улуса Джучи получил дальнейшее развитие. Известно, что при хане Менгу-Тимуре (1266 – 1281 гг.) эмир Ногай, являвшийся фактическим правителем государства, послал в 1270/71 г. в Египет письмо с заверениями о верности исламу. Следующий хан Туда-Менгу (1281 – 1287 гг.) отправил в Египет посольство, которое совершило хадж в Мекку. Хан Токта (1291 – 1312 гг.) также был приверженцем ислама. В 1293 г. он начинает чеканить монету со словами: «Насир ли-д-Дин Аллах» («помощник Веры и Аллаха») (Мухаммадиев А.Г. Булгаро-татарская монетная система XII – XV вв. М., 1983).
      Отсюда мы видим, что официальное объявление ханом Узбеком (1312 – 1342 гг.) ислама государственной религией явилось логическим завершением длительного процесса исламизации тюркско-татарского населения Золотой Орды, начало которого уходит далеко в глубь веков, не только в дозолотоордынскую, но и в добулгарскую эпоху. Вместе с тем золотоордынский период занимал в этом процессе особое, ключевое место.
      Как справедливо отмечают авторы фундаментального труда «История татар с древнейших времен», в какой-то период наступил перерыв в процессе исламизации Золотой Орды, начался своеобразный языческий ренессанс (История татар. Казань, 2009. Т. III: Улус Джучи (Золотая Орда). XIII – середина XV вв.). Однако эта заминка продолжалась недолго, каких-то 20 – 25 лет. Как отмечалось выше, уже в раннем Укеке «сарацины» занимали господствующее положение, а при хане Берке (1256 – 1266 гг.) ислам фактически стал официальной религией элиты молодого государства. При этом хотелось бы привлечь внимание читателей к вопросу об особой роли татар в данном процессе. Еще Рубрук говорил о мусульманских предпочтениях татар, указывая при этом, что это – особый, отдельный от монголов народ.
      В последующие периоды роль татарского фактора во всех сферах жизни Золотой Орды, в том числе духовно-религиозной, продолжала неуклонно возрастать. В качестве примера можно привести деятельность «великого татарина» Идегея, который был фактическим правителем государства на рубеже XIV – XV вв. Вот что писал об этом посланник кастильского короля Генриха III ко двору Тамерлана Руи Гонсалес де Клавихо: «…Этот Едугей обращал и обращает татар в магометанскую веру, еще недавно они ни во что не верили, пока не приняли веру Магомета…» (Из глубины столетий. Казань, 2000).
      Именно в тюркско-татарском государстве Золотая Орда в XIV – XV вв. ислам, переживавший серьезные геополитические трудности, получает новое дыхание, новые силы для дальнейшей жизни. Он завоевывает огромные пространства Евразии, вовлекает в свою орбиту сотни тысяч людей. В городах строятся сотни великолепных мечетей в среднеазиатском и сельджукском стиле, открываются мектебы и медресе. По сообщению Ибн-Баттуты, в столице государства Сарае было 13 соборных мечетей; одна из них шафийская, остальные – ханафитские. Кроме того, было много квартальных мечетей. Мусульманские мечети функционировали и в Укеке. Многочисленные мусульманские проповедники, суфии и шейхи, учат жителей основам ислама, исламского правоведения. Наиболее авторитетные из них получают место духовников и советников при дворе хана. Выстраивается целая титулатура мусульманских духовных лиц: сейид, шейхи, имамы, кадии, шерифы, факиры и т.д. В период правления Золотой Ордой хана Узбека и в особенности хана Джанибека в административную систему активно внедрялись мусульманские фискальные термины и нормы мусульманского судопроизводства. Происходили соответствующие изменения в дипломатическом этикете и дипломатической практике.
      Велико было влияние ислама и на культурную жизнь Улуса Джучи. Вместе с арабской письменностью сюда приходят лучшие образцы арабской и персидской поэзии, труды выдающихся богословов и ученых. Цветущие города Золотой Орды, в особенности Сарай, привлекали к себе ученых и поэтов не только из Хорезма, Средней Азии, но и из далеких Сирии, Египта. Ханы Узбек и Джанибек всячески поддерживали науки и искусства. «Узбек-хан, – свидетельствовал ал-Омари, – …очень предан науке и людям ее» (Из глубины столетий. Казань, 2000). В XIII – XIV вв. в Сарае жили и творили выдающиеся ученые: шейх Сад ад-Тафтазани, написавший ряд книг по риторике и праву; Мухтар ибн Махмуд аз-Захиди – знаменитый богослов; факих Ибн Баззази, создавший широко известный в мусульманском мире труд «Изречения ал-Баззази» и др.
      Историко-культурное значение золотоордынского периода, кроме всего прочего, состоит в том, что в это время на основе различных диалектов кыпчакско-огузского языка формируется единый язык общения – старотатарский – как общегородское койне. На основе этого общегородского койне и норм литературного булгарского и караханского языков, как считает М.А. Усманов, сформировался литературный старотатарский язык – поволжский тюрки (Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV – XVI вв. Казань, 1979). На нем созданы такие произведения старотатарской литературы, как «Гулистан бит-тюрки» Сейфа Сараи, «Мухаббат-наме» ал-Хорезми, «Хосро и Ширин» Кутба, «История пророков» Рабгузи и многие другие известные, но, очевидно, не дошедшие до нас произведения. Поволжский тюрки функционировал среди татар Восточной Европы в качестве литературного языка вплоть до середины XIХ в. (Татары. М., 2001).
      Все это говорит о том, что в эпоху Золотой Орды происходило формирование татарской этнополитической общности. Но даже после распада историческая судьба Улуса Джучи не прекратилась, поскольку остался переживший в это время свое становление татарский народ, сохранились лучшие образцы его богатой культуры, а на его территории возникли татарские ханства, продолжившие его культурно-цивилизационные традиции. Среди важнейших факторов, содержавших возможности для нового возрождения, были мифологемы этнополитического, государственного единства и общая религия – ислам.
      Следует отметить, что импульс, данный «татарскому» исламу в Улусе Джучи, был настолько силен, что продолжает сохранять свою живительную силу и энергию на протяжении столетий, и это несмотря на гонения и притеснения в Российском государстве в XVI – XVIII вв. Вот пример ислама, имеющего этнические корни. Нельзя также пройти мимо того факта, что в Золотой Орде, несмотря на официальное признание ислама, строго соблюдалась завещанная Чингисханом веротерпимость. Ни одна религия в соответствии с этим не подвергалась притеснениям, так же как и язычество. Более того, немусульманские конфессии получали значительные привилегии. Так, в 1261 г. с разрешения Берке была создана Сарайская епархия Русской православной церкви. Она благополучно просуществовала весь период так называемого «татарско-монгольского ига». В 1460 г., после распада Золотой Орды, она была переведена в Москву, на Крутцы.
      Как свидетельствуют археологические раскопки, в Укеке в особом русском квартале также была выстроена церковь. Недавно саратовским археологам удалось обнаружить в слое середины XIII в. фундамент православного храма (Взгляд. Саратов. 2012. 21 – 27 июня). Значит, подтверждается сообщение Рубрука о наличии в Укеке русского населения. Может быть, хотя бы эта новость сподвигнет саратовских чиновников, ученых Института истории им. Ш. Марджани в г. Казани вспомнить об Укеке и понять простую истину, что укекский период является неотъемлемой частью истории Саратова и истории татар.
      Православное духовенство получало от ханов Золотой Орды значительные льготы. Так, глава Русской церкви митрополит Кирилл около 1267 г. получил от администрации Менгу-Тимура ярлык «об освобождении их от всякой дани и налогов, об уважении богослужения их и об удержании татарских чиновников от обид им и утеснения». По этому и другим подобным ярлыкам за оскорбление церквей и веры, уничтожение церковного имущества полагалась смертная казнь.
      Подобная политика уважительного отношения к православной церкви продолжала проводиться и после установления ислама как государственной религии Золотой Орды. Так, в 1313 г. митрополит Петр совершил специальную поездку в Орду и встретил почетный прием, добившись закрепления льгот духовенства.
      Важно подчеркнуть, что все это происходило в глухое Средневековье, когда Западная Европа находилась в состоянии перманентных религиозных конфликтов и войн, причем не только с нехристианами (крестовые походы): разлад был и внутри самого христианства между разными его направлениями и ответвлениями. Татарский ислам уже тогда показывал образцы веротерпимости, накапливая бесценный опыт межконфессионального общения и сосуществования. Этот опыт имел и имеет поистине общецивилизованное значение. Следовало бы более глубоко изучить и обобщить его.
      Попутно хотелось бы заметить, что, быть может, именно многовековой опыт сосуществования и соревнования в свободном от грубого административного вмешательства режиме с другими религиями «закалил» татарский ислам, сделав его этническим исламом, с одной стороны, восприимчивым и терпимым к чужим мнениям и ценностям, а с другой – помогающим татарам сохранять при любых, даже крайне неблагоприятных исторических обстоятельствах свою идентичность и достоинство. История, как мне кажется, подтверждает это.
      Возвращаясь к теме ислама в золотоордынский период, хотелось бы еще раз подчеркнуть: этот период занимает центральное место в становлении ислама на территории Евразии как мощной системы ценностей и институтов. Именно тогда учение пророка Мухаммеда широко распространилось по огромной территории центральной Евразии, став религией основной массы преимущественно тюркоязычного населения. Под крылом и при активной поддержке элиты государства Золотая Орда во всех городах (а их в XIV в. было более 100) и во многих более мелких татарских поселениях были построены мечети с религиозными школами при них, сотни и тысячи имамов, кадиев, муэдзинов, шейхов читали проповеди, отправляли религиозные обряды, участвовали в решении административных и судебных дел и т.д.
      Названная система пустила такие глубокие корни в татарском обществе и приобрела такую прочность, что ни разрушение Золотой Орды, а в последующем татарских государств, ни жестокие преследования в царской России XVI – XVIII вв. не смогли ее уничтожить. Строго говоря, исторические корни современного ислама в России, а также в Казахстане, восходят к Золотой Орде, где он развился и укрепился благодаря военно-политической элите, которая была представлена в основном татарскими кланами.
      В этой связи вызывает удивление тот факт, что власти, общественность Татарстана, Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ в лице его директора Р.С. Хакимова, большая часть мусульманского духовенства Татарстана и верховный муфтий Башкортостана Талгат-хазрат Таджутдин, увлеченные темой исламизации Волжской Булгарии, забывают о решающем вкладе татар Джучиева Улуса в дело распространения и укоренения ислама среди татар и других тюркских народов России. Вот и в этом году на Съезде мусульманского духовенства, прошедшем в начале июня в Казани, много говорили об исламе в Булгарии. Вместо того чтобы вырабатывать стратегию укрепления ислама в татарском обществе и объединения мечетей России, возглавляемых муллами, являющимися этническими татарами (как и было всегда), в единое образование с центром в Казани, так как представители северокавказских республик наступают татарским муллам на пятки, участники съезда совершили поездку на Булгарское городище. В результате отсутствия стратегии, стремления к объединению вокруг Казани исторических татарских мечетей, выстроенных нашими дедами и прадедами, мы можем и здесь потерять свое влияние. Отсутствие консолидирующего начала в ДУМ Татарстана также способствует растаскиванию татарских общин по маленьким квартирам и не отвечает стремлению татарских общин к объединению на основе единой истории, единой веры и единого языка. Организаторы форума почему-то забыли или намеренно прошли мимо круглой даты – 700 лет с начала правления хана Мухаммеда Узбека (1312 г.), сыгравшего в истории татарского народа ту же цивилизаторскую роль, какую в 988 г. исполнил великий киевский князь Владимир для русского народа. Поразительно: забыть о событии, сыгравшем огромную роль в становлении даже не мусульманской мечети в России, а татарского народа в целом! Что уж говорить тогда еще об одной круглой дате – 750-летии золотоордынского города Укек, с которого мы начинали свои размышления. Это же «мелочь» на фоне Великого Булгара! Писать и говорить об этой забывчивости «было бы смешно, когда бы не было так грустно…» Согласен, на сегодняшний исторический период Татарстан сформировался как татарская республика, и все татары России и не только России воспринимают ее как свое государственное образование. Повторюсь: суть моих статей, включая мое отношение к тому II «Истории татар», который был издан Институтом истории им. Ш. Марджани АН РТ (История татар. Том II: Волжская Булгария и Великая Степь. Казань, 2006), к тезису о том, что Волжская Булгария – основа татарской нации, сводится к тому, что я имею другую точку зрения на происхождение своего народа. Одно дело – строить туристические объекты, это нужное дело. Другое – тянуть татарский народ в булгарское болото под этим соусом. Пришлось высказать свое мнение об этом искажении исторических фактов, вольном трактовании роли ислама в истории татарского народа, «евроислама» директором Института истории им. Ш. Марджани АН РТ Хакимовым, используя в качестве трибуны газету «Звезда Поволжья». Смысл моего замечания состоит в том, что человек, еще недавно не знавший, где находится его Мекка, свои эклектичные мысли об исламе, облеченные в форму своеобразного салафизма с отрицанием всех законоустановлений Всевышнего, выдает за джадидизм. Уверен, что его мысли о религии наших отцов разделит очень небольшая группка отщепенцев, которые прячут свое неверие под маской псевдоверия, называя его евроисламом. Эти потуги праздного ума так далеки от насущных потребностей татарских общин (как и исповедуемого ими ислама), с которыми сталкиваются татары-мусульмане в регионах России, что они не оставили в памяти ничего, кроме горького привкуса сожаления о бездарно растрачиваемом таланте. Татарская элита в регионах, по моему мнению, делает все возможное и невозможное для объединения татар (каждый лидер – в меру своего понимания истории, чувства ответственности перед своей нацией, общиной), внедряя в структуру татарского общества какие-то институты общения татар в условиях города и современного уклада жизни для противостояния смешанным бракам, ассимиляции, укрепляя ислам и внедряя образование на татарском языке в современном татарском обществе, по мере сил и возможностей способствует укреплению связей и общению региональных элит, молодежи с жизнью Республики Татарстан. После всего этого видеть и слышать ученых, говорящих ни о чем, грустно и скучно. Когда-то Рафаэль Хакимов выполнял важную работу по возвращению и очищению татарской истории, и сотрудники его института достигли на этом поприще немалых успехов. Спасибо за это, но последнее время из этого единственного научного института в России, где исследуется татарская история, выходят такие научные труды и оглашаются такие идеи, что впору воскликнуть: «Понимают ли в этом научном учреждении, куда они ведут нацию? И понимают ли, где следует искать истинный «Болгар» татарской истории?». Или отвечают, как Р. Хакимов: «Если надо, я булгарин, если надо, я татарин» (продолжаю мысль: «Если надо, я и…»).
      Приведенные факты еще раз подтверждают то, о чем я писал в предыдущих статьях: определенная часть татарстанского истеблишмента заблудилась в древностях Булгара и склонна ограничить жизненное пространство татар территорией Татарстана. Пора, юлдашлар, выходить на широкие евразийские просторы, где происходил и происходит этногенез нашего народа, и обратить свои взоры на те страницы истории, которые сыграли решающую роль в формировании средневековой татарской этнической общности, сформировавшей границы современного Татарстана. И тогда перед вашими взорами встали бы Сибирь и Ибирь, Хорезм и Яркенд, Сарайчик, Хаджитархан и Маджар, Сарай и Бельджамин, Укек и Моним, Азак и Акчакерман, Кафа, Судак, Крым и десятки других небольших городков и поселков, разбросанных на тысячах километров. Среди них, разумеется, найдется место и для Булгара с Казанью. Тогда, быть может, общественность Татарстана в лице Института истории им. Ш. Марджани АН РТ, другие заинтересованные слои общества, включая ДУМ Татарстана, найдут в себе мужество заняться выявлением и сбором татарских артефактов не только в Булгаре, Биляре и Казанском Кремле, но и в других местах обитания и жизнедеятельности наших предков, и этого минимума внимания к нам, своим братьям, будет достаточно, чтобы гордиться принадлежностью к татарскому народу. Только в этом случае можно будет говорить о стремлении и заинтересованности различных кругов татарстанского общества &‐ религиозных, политических, научных – в том, чтобы консолидировать татар вокруг Казанского Кремля.
 

Камиль АБЛЯЗОВ.
г. Саратов.