Ремесло (ч.2)

     Мензелинский театр (главный режиссер Дамир Самерханов) представил на «Ремесло» свой новый спектакль «В ожидании молитвы» Р. Кинзябаева. В свое время спектакли Дамира Самерханова «Мулла» и «Лавина» вызвали сенсацию. У него также работает один из самых талантливых молодых актеров Татарстана Ильяс Закиров, лауреат республиканской театральной премии «Тантана». 
     Сюжет – идет Отечественная война. Солдату-татарину Ильясу (Ленар Минемуллин) оторвало ногу, и ангел смерти Газраил (Ахнаф Исрафилов) предлагает солдату выбор – умереть сейчас и попасть в рай, или жить дальше калекой, а для того чтобы выбор был осознанным, развертывает перед ним его будущую жизнь. Самерханов в принципе тяготеет к трагедии, причем к трагедии религиозной, и «Мулла», и «Лавина» у него – спектакли на грани жизни и смерти. Для Самерханова главное – смысл человеческой жизни, которая на поверхностный, материалистический взгляд всегда трагична. Потому что смерть каждого неизбежна, будь ты Сталин или колхозник, олигарх или бомж, смерти не избежать. Человек гонит мысль о смерти, но она неизбежна. У самураев существует даже принцип – каждый день нужно жить так, как если бы это был последний день твоей жизни. Смерть делает человека ответственным и мужественным, позволяет подняться над суетой и миражом земного. Религиозный взгляд проще – смерти не существует, это только переход в иной лучший мир.
     Дальше разворачивается тяжелая жизнь инвалида в татарском советском колхозе. Невеста Нурия (Ильсина Миннемуллина)выходит замуж за председателя колхоза Махмута (Хафиз Хамматуллин, его игру особо отметили московские критики, как наиболее достоверную), потому что он имеет деньги. Мать солдата умирает, солдат-инвалид женится на «пьющей девушке» Хадие (Чулпан Бадретдинова, ее игру тоже следует отметить). Она теряет будущего ребенка, потому что Махмут (в пьесе есть намеки, что он не воевал, потому что совершил «самострел» руки) заставляет ее таскать тяжелые мешки. Потом Ильяс начинает осуждать советскую власть, колхоз и Махмута, но один из его товарищей доносит на него и инвалида сажают в тюрьму. Хадия спивается и умирает. Возвратившись из тюрьмы, Ильяс встречает в пивной лощеного милиционера (Ильяс Закиров), который говорит ему: за что вы воевали, сейчас немцы лучше живут, лучше бы нас Гитлер завоевал. Среди критиков возник спор – таких милиционеров нет, милиция очень патриотична, эта фраза не соответствует правде жизни. Но часто среди милиционеров можно услышать, полицейский в Германии получает около 3 тысяч евро в месяц (более 210 тысяч рублей) и имеет массу льгот (бесплатная страховка, льготы на жилье, бесплатный проезд на транспорте и т.д.). Для сравнения, зарплата врача в Германии 6,4 тысячи евро (450 тысяч рублей в месяц), учителя – 3,2 тысячи евро (220 тысяч рублей), преподавателя вуза – 4,6 тысячи евро (320 тысяч рублей), медсестры – 2,6 тысячи евро (180 тысяч рублей). В США, кстати, средняя зарплата полицейского – 4 тысячи долларов в месяц (250 тысяч).
     В общем, Газраил торжествует, хотя солдат все же не сдается, финал открытый. Возникает сразу вопрос: почему государство там мучает людей, отдававших за него жизни на войне? В чем причина того, что в стране торжествует несправедливость? Да и становится ясно, что долго так продолжаться не может, растет поколение, которое предельно прагматично и не поддается пропаганде, все меряет на деньги. Платят за лояльность государству, поколение это воспринимает, а перестанут платить, иссякнут валютные резервы? На Западе платят больше, и утекают талантливые мозги на Запад. Стандартный вопрос, за что отдавать жизнь солдату-татарину в возможной сегодняшней войне: за московских олигархов, за своих олигархов? Зачем воевать – чтобы «пострадать» за Россию, как писал Достоевский? Или ответы даст ислам, про который ныне некоторые эксперты пишут, что эта религия способствует терроризму?
     Хотя некоторые критики считают, что пьеса слабая, сырая, но она достаточно интересна, как говорят в научной среде – экзистенциальна. Можно было бы сыграть сильно, неординарно. Но дело в том, что вопросы, поставленные пьесой, настолько остры, актуальны и злободневны, что режиссер вынужден уходить от правды, скатываться неизбежно к полуправде, так как начни он давать объективные ответы своими персонажами, то, не дай Аллах, его еще и уволят из театра. Возникает самоцензура, страх перед «Левиафаном». Но театр не может основываться на полуправде. Еще Солженицын призывал жить не по лжи. 
     Не сделаешь же Газраила неким «Дмитрием Киселевым», орудием пропаганды, промывания мозгов. Что удерживает солдата-татарина на этом свете, в чем его вера и несгибаемость? В биологической потребности жить? Мне кажется, этот тотальный ответ «быть» на гамлетовский вопрос фундаментально присущ татарской культуре, татарскому народу. С татарами слишком трагично обошлась история, и если они за сотни лет не сломались, выковали стержень, то и Газраилу они всегда ответят: «Быть». Татары остаются воинами на земле, как и их предки сотни лет назад, причем как мужчины, так и женщины. Они не хотят страдать, скорее им присущ природный оптимизм Ходжи Насретдина. С этой точки зрения сам характер Ходжи Насретдина есть татарский «гамлетовский» характер, есть татарское продолжение Гамлета. Посмотрим, каким сделает его Фарит Бикчантаев. Я бы предложил включить в уста Ходжи Насретдина в будущем спектакле гамлетовский монолог, какими новыми красками он заблистает в устах татарского суфия. Что касается спектакля, то, думаю, не совсем правильным был выбор на роль главного героя, нужно было ставить Ильяса Закирова, и тогда роль солдата приобрела бы исконный трагизм. Газраил тоже получился слишком «опереточным», а ведь это мудрый персонаж, максимально сострадательный, видевший миллиарды смертей.     
     Александр Вислов, председатель экспертного совета «Золотой маски», подчеркнул, что Самерханов – глубокий режиссер, жадно изучает спектакли различных театров, пересмотрел сотни постановок, высказывает точные критические суждения, и для него загадка, почему спектакль «не получился». Понятно, почему не получился – потому что правда страшна, катарсис может возникнуть только через правду, но сказать ее невозможно, врать Самерханов не хочет органически. Полуправда рождает полуспектакль. Но мне кажется, здесь необходима театрософия татарского театра, то есть понимание исторического развития татарского театрального процесса, его глубинного смысла. Как у Льва Гумилева есть три взгляда на историю – с точки зрения суслика, с точки зрения всадника на коне и с точки зрения орла, парящего в небе. Часто театральная критика рассматривает спектакли с точки зрения «суслика», через лупу, цепляя мелкие детали. А нужно рассматривать и с точки зрения всадника, и с точки зрения орла. Иное дело, что эти точки зрения, если они объективны, по определению гораздо более конфликтны. Но без них нет развития театра. Московский критик Павел Руднев, например, сформулировал мысль, что конкретный сильный театр возникает, когда есть режиссер и критик, в этом симбиозе – без критики театр не может появиться.
     Последний спектакль, показанный на «Ремесле», – молодой режиссер Илья Славутский поставил в театре Качалова спектакль «Мышеловка» по Агате Кристи. Этот спектакль, написанный в 1952 году, один из самых распространенных в мире после Шекспира – поставлено 23 тысячи спектаклей. Знаменит своей неожиданной развязкой, хотя она ощутимо предчувствуется. Спектакль роскошный в буквальном смысле слова, как отмечал Александр Вислов, чувствуется, что актеры в настоящих твидовых пиджаках, в настоящих английских ботинках. «Но двигаются они как-то не по-английски, а по-русски, у них не английский стиль движений», – отметил Вислов. Оксана Кушляева из петербургского театрального журнала сказала, что видела примерно 16 постановок «Мышеловки», но ни одна из них не была такой «дорогой». «Обычно эту пьесу в России ставят «бедные» провинциальные театры, а здесь чувствуется, хорошо потратились, я всегда мечтала ее увидеть в «богатой» постановке. У актеров хорошая школа, но все как-то невпопад». Жестче всех высказался седой мэтр Олег Лоевский: «Трудно анализировать спектакль, в котором просто нечего анализировать. Театр производит впечатление «замороженного». Это какое-то «детское питание», а не спектакль». Публика в кулуарах соглашалась с Лоевским – спектакль производит впечатление пластмассовых рекламных фруктов, вроде все ярко, пропорции соблюдены, но кушать невозможно. Жалко, что не пригласили выступить Илью Славутского. Его мнение было бы интересно послушать. Он, кстати, собирается ставить «451 градус по Фаренгейту» в ближайшем будущем. В целом «Ремесло» в этом году сделало значительный шаг вперед в профессиональном направлении, молодая режиссура в Казани становится все более «пожилой», опытной и разнообразной, даже дерзновенной, авангардной, окончательно прощаясь с соцреализмом и надутым «академизмом». 

Рашит АХМЕТОВ.

На снимке: Дамир Самерханов.