В татарской столице (ч.9)

     Кроме них, я еще застал в ГИДУВе бывшего директора института (1952 – 1962) профессора Ивана Васильевича Данилова, заведующего кафедрой акушерства и гинекологии в 1952 – 1971 гг. А также заведующего другой подобной же кафедрой в 1948 – 1973 гг. профессора Н.Е. Сидорова. И многолетнего (1953 – 1982 гг.) заведующего кафедрой рентгенологии профессора М.Х. Файзуллина. 
     Вероятно, я кого-то забыл упомянуть.
      Одних из перечисленных лиц я знал лишь издалека, с другими контактировал не только зрительно. С Н.Е. Сидоровым ехали однажды в одном купе в Москву. Он мне рассказывал о своих кулинарных предпочтениях (выпечка любого рода). С И.В. Даниловым обменялись несколькими словами по поводу его диабета. Ю.А. Ратнера я осматривал у него дома в связи с неясной клинической картиной (подозрение на опухоль кардиального отдела желудка). Л.И. Шулутко я напомнил о его работе молодым врачом в Крыму (об этом мне поведал приятель нашей семьи, винницкий хирург Михаил Борисович Островский). О Л.М. Рахлине – далее.
     Еще немного, чтобы закончить с «жидовской» темой. В Википедии, в статье «Роман (Рувим) Альбертович Лурия» сказано об одном из основателей ГИДУВа следующее: «В годы Первой мировой войны вместе с адвокатом Блаттом руководил казанским отделением Комитета помощи евреям России под эгидой «Джойнта»» (крупнейшей еврейской благотворительной организации, созданной в 1914 году; штаб-квартира ее находится в Нью-Йорке; «Джойнт» помогает евреям, находящимся в нужде или опасности по всему земному шару вне США). И вспомнилось мне что-то похожее из времен моей жизни в Казани.
      В начале 70-х годов прошлого столетия перед евреями СССР, желающими выехать в Израиль, США и прочие страны, соорудили еще один барьер. «3 августа 1972 года – без какого бы то ни было официального объявления – в ОВИРах были вывешены «ценники» на специалистов – от 4500 рублей за обладателя гуманитарного диплома до 12000 рублей за обладателя диплома университетского. Кандидатам наук предписывалось дополнительно платить 5100 рублей (1700 рублей за каждый год обучения в аспирантуре), а докторам наук – 6400 рублей. Все это, естественно, сверх тех 900 рублей, которые взимались за отказ от гражданства и выездную визу за каждого взрослого члена семьи. Это выглядело, как «ценник» коммунистического невольничьего рынка» (цитата из книги Юлия Кошаровского: kosharovsky.com/книги/том-2/часть-iv-от-брюсселя-до-джексона-веника/глава-26-налог-на-образование-и-поправка/). Вся эта затея и ее последствия подробно описаны в приведенной книге – кто заинтересуется, тот может почитать.
     Какое отношение все это имеет к ГИДУВу и Л.И. Шулутко? Объясню, но сначала разъясню относительную величину этих сумм: например, 6400 рублей – больше годового оклада профессора, заведующего кафедрой, а 1700 рублей – более двадцати месячных стипендий аспиранта. Редко-редко у кого были подобные суммы денег на сберкнижке или «в чулке». Поэтому у не уезжающих (пока или – в принципе) евреев, об этом ходили разговоры, собирались деньги на выплату «откупных» для уезжающих. А в Казани, по муссировавшимся тогда слухам, одним из организаторов этих сборов и внесшим крупную сумму был профессор Л.И. Шулутко, который умер в конце 1971 года. То есть примерно за год до рождения указанного выше правила. (Правда, все знали еще с 1970 года, что такое правило скоро появится, власти ищут только подходящий момент для введения его в силу.) В любом случае, предполагаемая деятельность Л.И. Шулутко мне представляется мало вероятной. А пишу я об этом, чтобы показать, насколько въелся антисемитский душок в, так сказать, общественное сознание того времени.
     Умер Л.И. Шулутко в железнодорожной больнице после операции резекции желудка, выполненной М.З. Сигалом. У Шулутко рентгенологически наблюдалась незаживающая, с мозолистыми краями язва желудка. Исключить ее малигнизацию не представлялось возможным. Операция технически была выполнена безукоризненно, но во время операции были моменты резкого падения артериального давления. И вот после первых благополучных послеоперационных суток возникла неясная и тревожная ситуация в брюшной полости. Сигал был уверен: «культя держала», но что же случилось? Собирали консилиумы с участием всех и вся. Я присутствовал (не как участник) на, кажется, двух из таких ничего не прояснявших «больших советах». Каждый из присутствующих демонстрировал свои глубокие познания в том или ином, но никто причину критического состояния больного не знал. Оказалось, что во время спада артериального давления значительно нарушалось кровоснабжение кишечника, в результате чего наступила некротизация слизистой оболочки последнего. Позднее эту проблему изучал сын М.З. Сигала Золтан (Вячеслав), будущий профессор.
     Лечащим врачом, а фактически координатором рекомендаций, высказанных на консилиумах, М.З. Сигал назначил ассистента Олега Сергеевича Кочнева. Олег Сергеевич попал в весьма незавидную ситуацию и буквально на второй день очутился с проявлениями слабости сердечно-сосудистой системы в нашем терапевтическом отделении. Если не ошибаюсь, то его место пришлось ненадолго занять другому ассистенту – Владимиру Егоровичу Волкову.
     Я понимаю, что стройность (последовательность) моих воспоминаний о ГИДУВе страдает оттого, что я все время отвлекаюсь как бы на побочные темы. Но что поделать: не могу, коль упомянул, не рассказать более подробно об этих двух хирургах.
     С Олегом Сергеевичем Кочневым (1932 – 1993) я не был в дружеских, но зато всегда – в хороших отношениях. Олег в последние годы моего пребывания в ГИДУВе даже обсуждал со мной научные проблемы. А в основном при встречах мы бегло перебрасывались несколькими предложениями о том, о сем. Олег вышел из простой семьи: его мать работала кассиром в магазине (или столовой, точно не вспомню), я ее зрительно знал. Однако Олег постоянно набирался культуры и к моменту получения должности заведующего курсом неотложной хирургии был на высоте своего профессорского положения. И, к удивлению знавших его как ассистента хирургов железнодорожной больницы, превратил хилое подразделение ГИДУВа (созданное в 1967 году на базе одной из городских больниц для тогдашнего ректора – доцента Х.З. Ахунзянова, который туда наведывался нерегулярно и на короткое время) в одну из самых передовых (по методам обучения, по качеству оказания неотложной хирургической помощи, использованию лапароскопической операционной техники) кафедр института. Олегу С. удалось, и в этом тоже его большая заслуга, создать коллектив молодых, постоянно внедряющих новые методы диагностики и лечения, хирургов. Перу Олега С. принадлежат новаторски написанные руководства по неотложной хирургии, которые немедленно «расхватывались» врачами-курсантами.
     К сожалению, Олег С. не отличался крепким здоровьем. Но и больным не выглядел, может быть, нерешительным – и только. Однако эта нерешительность не была, видимо, главной чертой его характера, Иначе как объяснить его достижения в период после получения курса (кафедры) НЕОТЛОЖНОЙ терапии?
     Но и внешний здоровый вид (он к тому же не был тучным, не курил, не баловался алкогольными напитками) оказался обманчивым. Олег до описанного мною приступа слабости во время ведения прооперированного Л.И. Шулутко на здоровье, помнится, никогда не жаловался. 
     В июне 1970 г. мы с ним в составе бригады сотрудников ГИДУВа и медицинского института попали пароходиком в Елабугу. Читали лекции местным врачам. Нашлось время и походить по историческому городу. Посетили с Олегом Мемориальный дом-музей И.И. Шишкина. Там, кроме прочего, была выставка французской живописи. Но не оригинальных картин, а их копий, выполненных с помощью цветных фотографий на ткани и дорисованных (для имитации подлинности) кистью. Оба мы долго находились под впечатлением высочайшего мастерства официальных подделок (то есть никто эти картины за старинные не выдавал).
     Когда дошло до отплытия в Казань, выяснилось, что обратные билеты для нас забыли заказать. А все места на пароходе были уже распроданы. С помощью местного начальства нас все-таки пропихнули на палубу. Спали мы с Олегом на каких-то нарах в помещении, расположенном над машинным отделением. В спертом, жарком воздухе Олегу стало плохо. Он временами впадал почти в прострацию. Никакой медицинской помощи ожидать было неоткуда. Еле домучились до утра. Олег был бледен, слаб. В ту ночь он поведал мне о своем не всегда безотказном здоровье.
     Чем он страдал – не могу сказать. Умер, по нынешним меркам, молодым. Как мне писали из Казани, болел недолго. Очень жаль: был в расцвете научного, педагогического и хирургического творчества.
     Владимир Егорович Волков (1935 года рождения) одним из первых в Казани начал изучать физиологическое действие глюкокортикоидов (медицина всего мира уже с конца 50-х годов находилась под влиянием учения о стрессе Ганса Селье). Когда я начал аспирантуру, В.Е. уже защитил кандидатскую диссертацию. Так как нашей «страстью» оказались гормоны, продуцируемые одним и тем же органом – надпочечниками, нам было о чем поговорить. 
     В.Е. Волков родился и вырос в деревне, в Ульяновской области. Учился и работал в Казани, во время чего, конечно, многого «набрался» (в культурном отношении). К довершению, обладал природной способностью метко выражаться. Нередко «припечатывал» одним-единственным словом. Считал несправедливым, что кафедру умершего П.В. Кравченко получил М.З. Сигал, а не он, имевший уже почти готовую докторскую диссертацию. Не буду приводить далеко не безобидные прозвища, которые он (большей или меньшей частью справедливо) давал сотрудникам ГИДУВа и врачам железнодорожной больницы. Но не удержусь, чтобы не привести одно его выражение.
     М.З. Сигал не был хирургом, оперировавшим только тех больных, у которых благоприятный исход операции (во всяком случае, в ближайшие после операции сроки) не вызывал сомнений. Он часто оперировал и больных, которым другие хирурги отказали. Если видел хоть малейшую надежду чем-то помочь больному (избавить от невыносимых болей, продлить жизнь и пр.). Поэтому умирали прооперированные М.З. Сигалом чаще, чем после операций, выполненных другими хирургами. И еще одно: многие евреи Казани стремились, чтобы их оперировал М.З. Сигал. Так вот, стоим мы у окна хирургического отделения с Володей Волковым. Внизу, у входа в больницу – толпа родственников и друзей-знакомых умершего после операции, сделанной М.З. Сигалом. Ждут результатов (или просто окончания) патологоанатомического вскрытия покойника. Володя, обращая мое внимание на толпу, как бы озабоченно говорит: «Беда – вырежет Сигал все еврейское население Казани!». Сколько разного подтекста – намеков, сарказма, «упреков» и так далее было в этом комментарии...

Соломон ВАЙНШТЕЙН.
(Продолжение следует.)

На снимке: профессор Леопольд Матвеевич Рахлин.