В татарской столице (ч.23)

     Были, разумеется, среди «блатных» и родственники сотрудников больницы и кафедры, близкие приятели и т.д. Кафедра, по существующему положению, имела право на какой-то процент (точно не вспомню) «своих» коек (с учебной, разумеется, целью), но с койками всегда было туго – и на этой почве постоянно возникали конфликты между больницей и кафедрой.
     На железной дороге было жесткое правило: больных, пришедших к врачу в поликлинику, если речь не шла об острых заболеваниях типа гриппа, сразу же направлять в стационар. Несомненно, такой модус был введен «для улучшения медицинской помощи трудящимся», хотя сутью-то его была борьба с симулянтами и агравантами. Но, как только наступало время сажать картофель или его выкапывать, так сразу же в больнице оказывалось немало свободных мест. Чем тут же пользовались врачи больницы или сотрудники кафедры, госпитализируя (при полном согласии администрации больницы) «своих»: за простой коек больницу крепко ругали, а в годовых цифрах средней занятости койки было не разглядеть, лежал ли на этой койке кто в железнодорожном мундире или же – с фартуком продавца мяса.
     Что касается оборудования аппаратурой для диагностики и лечения – ничего особенного больница не имела. Исключая, правда, «засекреченный» аппарат, смонтированный работниками номерного предприятия из Дербышек специально для заведующего отделением грудной хирургии Абрама Овсеевича Лихтенштейна. С помощью этого аппарата (подобного для чего-то используемого на подводных лодках аппарата) выполнялась бронхография. В результате не только больные шли на операцию удаления пораженной части легочной ткани с намного более точными, чем при банальной рентгенографии, данными, но и состоялась докторская диссертация самого; А.О. и кандидатская диссертация одного из больничных рентгенологов – Александра Петровича Максимова, работавшего потом долгие годы на кафедре рентгенологии ГИДУВа.
     Теперь – довольно щекотливая тема квалификации врачей железнодорожной больницы и сотрудников кафедры. Медицина, особенно внутренние болезни – не акробатика. В последней оценка относительно проста: один делает только двойное сальто, другому удается и тройное. Третьему – то же, но еще «с винтом». И так далее. Разногласия возможны только при оценке чистоты исполнения того или иного элемента.
     В медицине отзывы больных говорят не столько о квалификации врача-терапевта (как диагностика и лечебника), сколько об его умении (пред)угадать желания больного, позволить себе быть у последнего на поводу. У таких врачей – масса благодарностей. А существовала бы четкая статистика правильности диагностики и успешности лечения, оказались бы такие врачи в нижней части таблицы.
     Наиболее верной (но не абсолютно точной) я считаю градацию квалификации врачей по оценке их коллег по работе. Но и тут артефакты имеют место, прежде всего, из-за предвзятости, личной симпатии (антипатии) и пр.
     Посему, позволю себе – через пять десятков лет – высказать свое мнение о лечебной квалификации сотрудников нашей кафедры. Сначала несколько слов о больничных врачах. Некоторые из них работали еще вместе с Л.М. Рахлиным, заведовавшим в 1948 – 1952 гг. кафедрой терапии на базе старой железнодорожной больницы. И сохранили его школу. Заведующая 2-м терапевтическим отделением (весьма условно – для кардиологических и пульмонологических больных) Галина Григорьева Кудрявцева – пенсионерка по возрасту – была в их числе. Потом, когда Г.Г., поругавшись с начальником больницы, тут же написала заявление, сняла и бросила медицинский халат – и больше в больнице не появлялась, ее сменила Сания Миргалеевна Каримова (ей было тогда сорок с небольшим). Кстати, уже у пенсионерки Г.Г. мы несколько раз собирались по разным случаям, то есть с сотрудниками больницы она связь не порвала.
     Буквально несколько слов об ординаторских в больнице. Когда больницу открывали, то продумали далеко не все. В каждом терапевтическом отделении (я буду только о них) было по три врача и начальник (заведующий, –ая) отделения. Поставили в ординаторских по четыре двухтумбовых с многими ящиками письменных стола со стульями – и у каждого врача было место и для заполнения историй болезни, и для хранения справочников, чайных принадлежностей, легкой обуви (на время дежурства) и пр.
     Один «ничейный» свободный стул стоял у окна и предназначался, положим, для консультанта. Или для профессора (да, да – описаны 2 – 3 случая, когда он заходил в ординаторскую). И еще стоял в ординаторской шкаф для медицинских халатов. Раздевалка для верхней одежды была на первом этаже. Тесная, но там имелась – в помощь – гардеробщица. 
     А теперь представьте себе, что в этой ординаторской где-то должны были присесть клинические ординаторы, аспиранты, позже – интерны... Продолжать не обязательно. А вот работать в таких условиях было необходимо.
     И работали. За время моего пребывания в Казани сменились многие ординаторы терапевтических отделений. Ушли на пенсию, умерли, перешли на другую работу. Многие – значит, не все. И одной, украшающей – во всех отношениях – 2-е терапевтическое отделение была Зумара Ибрагимовна (фамилию не могу вспомнить). Женщина редкой красоты, чуткая, скромная. 

Соломон ВАЙНШТЕЙН.
(Продолжение следует.)