Применим ли в Татарстане принцип "фуцян"?

     После распада Советского Союза на постсоветском пространстве набрал популярность тезис о наличии лучшей альтернативы демократическому европейскому пути развития. В том или ином виде эти взгляды сводились и сводятся к примеру Китая. Возникнув в среде реакционных, красно-коричневых политических сил, к этой модели в разное время в завуалированном или открытом виде стали апеллировать авторитарные власти ряда постсоветских стран – Беларуси, России, Казахстана.
     Представление альтернативы европейскому пути именно в таком виде – в виде китайской модели – абсолютно обоснованно. Действительно, при наличии в мире самых разных политических режимов и обществ и еще большего количества гипотетических, именно пример китайского общества и государства является наиболее полной и последовательной противоположностью условной современной европейской модели и в то же время выглядит достаточно стабильным, в наименьшей степени ситуативным.
     Фундаментальный водораздел этих моделей в общем виде выглядит так: государство для человека или человек для государства. Что находится в центре существования: человек или государство.
     Европейская модель, основанная на индивидуализме, предполагает развитие таких механизмов ее существования, как демократия, рыночная экономика с едиными правилами для всех игроков, соблюдение прав гражданина, которые при данном подходе имеют самоценность. Государство вырастает из союза свободных граждан и существует для обеспечения интересов граждан.
     В китайской, или условно азиатской модели, основанной на коллективизме, самоценностью обладает положение государства. Исследователи, в частности О. Шелл и Д. Делури, определяют целью существования китайского государства возникший еще в XIX веке термин «фуцян» – «богатство и сила» (производная от «фугуоцянбин» – «богатая страна, сильная армия»). На протяжении последнего столетия согласие с интеллектуалами, придерживавшимися идеологии «фуцян», выражали правители Китая, принадлежавшие к самым разным режимам, – от Сунь Ятсена и Чан Кайши до Мао Цзэдуна, китайских реформаторов-рыночников и современной волны китайской политической элиты. На самом деле, при данном подходе может иметься место и демократии, и правам гражданина – но только в случае, когда они расцениваются эффективными в данный момент времени механизмами для достижения величия Китая; самоценностью в рамках данной модели они не обладают и могут являться лишь временными механизмами.
     Современная китайская модель показательна и тем, что предполагает не только скрытое, фактическое пренебрежение ценностями, характерными для условной европейской модели (многие из которых чаще именуются в современном мире общечеловеческими), но и открытое противопоставление им собственного пути развития. Так, последнее и предпоследнее поколение китайских руководителей (высшее руководство КНР сменяется раз в 10 лет, срок правления нынешних руководителей «пятого поколения» – 2012 – 2022 гг.) изменило информационную политику государства от формальной приверженности рыночным демократическим реформам к демонстрации полной альтернативности современного китайского технократического подхода, идеологически подкрепленной популяризацией традиционных китайских коллективистских ценностей.
     При этом названия моделей «европейская» и «азиатская» в значительной степени условны, поскольку и та и другая распространены сегодня в самых разных регионах мира. Также не следует путать цели и результаты. Вспоминая перевод китайского принципа «богатая страна – сильная армия», следует отметить, что наиболее богатой страной мира с самой мощной армией являются США, представляющие из себя рыночную демократию. В то же время голодающая и абсолютно слабая в военно-политическом отношении Кампучия во времена режима Пол Пота следовала условному принципу «фуцян» в, пожалуй, наибольшей степени.
     Утверждение о неприменимости азиатской модели в Татарстане, о естественности стратегического выбора формы существования татарстанской государственности в пользу европейской модели основывается на двух группах причин – исторических и политических.
     Мы не будем заострять внимание на тех исторических предпосылках, вокруг которых всегда будет существовать значительная дискуссия. Поэтому мы не будем останавливаться на вопросе о том, с кем в наибольшей степени взаимодействовало наше государство в Средние века: с Европой, Средней Азией или Россией. Не будем также останавливаться на вопросе о том, не были ли вообще-то в то время и Европа, и Средняя Азия, и Россия частью одного мира, одной мироэкономики – и ни в коем случае не более близкими к Восточной Азии, чем друг к другу. В конце концов не будем говорить о масштабах различных процессов в рамках этногенеза на территории татарстанского государства, а также о том, важен ли вообще этот вопрос в разбираемом контексте или не важен.
     Мы рассмотрим только тот исторический вопрос, который является достаточно однозначным и в то же время, по нашему мнению, важнейшим.
     Фундаментальной исторической предпосылкой к естественности выбора нашим государством индивидуалистской модели являются географические условия территории, на которой сложилась татарстанская государственность. Это территория, относящаяся к европейской области сельскохозяйственного производства, дающей возможность ведения индивидуального сельского хозяйства. Такие условия на протяжении веков приводят к формированию индивидуалистского менталитета. Противоположностью являются восточно-азиатские природные условия, исторически требовавшие организованных коллективных усилий для возделывания сельскохозяйственных культур (в первую очередь масштабные мелиоративные мероприятия для возделывания риса). Именно выученный на протяжении веков и тысячелетий крайний коллективизм является необходимым условием для развития азиатской модели государства. Джаред Даймонд в своей книге «Ружья, микробы и сталь», которую можно назвать одним из наиболее последовательных манифестов географического детерминизма, из географических предпосылок выводит все масштабные события в истории человеческой цивилизации. К этому подходу можно относиться по-разному, однако колоссальное значение возможности ведения индивидуального сельского хозяйства для формирования менталитета и последующего исторического развития народов выглядит очевидным.
     Политические предпосылки, то есть политическая ценность европейской модели по сравнению с азиатской, для татарстанской государственности еще более важна.
     Первым преимуществом является фундаментальная стабильность демократической системы. Модель условно азиатского типа предполагает действия в целях достижения конечного абсолютно стабильного состояния государства, «конца времен». Этот подход отлично демонстрируется популярным лозунгом времен китайского «большого скачка» – «три года упорного труда – десять тысяч лет счастья». Лозунг, с одной стороны, прекрасно демонстрирует расположенность китайского общества к достижению конечного состояния государства («датун», «великая гармония») вне зависимости от политического режима. С другой стороны – показывает пренебрежение к текущему качеству жизни граждан («три года упорного труда»; за четыре года «большого скачка» от голода погибли 45 млн. китайцев) по сравнению с достижением великой цели («десять тысяч лет счастья»). При этом подобные примеры имели место и в самых разных недемократических государствах, в том числе на европейском континенте, – мы можем вспомнить такие цели, как тысячелетний рейх или коммунизм. Однако непрекращающееся накопление знаний, технологический прогресс, социальные вызовы и другие изменяющиеся факторы не позволяют нам ожидать наступления «конца времен», абсолютно стабильного состояния в обозримом будущем. Неспособность недемократической модели отвечать на вызовы изменяющихся условий приводит к периодическим коренным изменениям в таких обществах, сопряженным со сломом устоявшихся институтов. Напротив, демократическая рыночная модель обладает способностью отвечать на изменяющиеся вызовы времени, обеспечивать необходимые изменения при сохранении фундаментальных основ государства, сохранении государственных и социальных институтов. Таким образом, обеспечивается фундаментальная стабильность государства, необходимая для общества (предотвращение острых социальных конфликтов), для гражданина (вопросы личной безопасности и долгосрочного планирования жизни), для собственника (предотвращение насильственных переделов собственности).
     Вторым моментом является большая приемлемость индивидуалистской модели для государства с многообразным составом населения, в частности, с неоднородным этническим составом, каковым является Республика Татарстан. Эта модель предполагает индивидуальную гражданскую лояльность государственности в противоположность коллективной. Такой механизм позволяет совместить всеобщую лояльность государственности со стороны граждан различного этнического происхождения в условиях возможности развития национальных культур при всеобщем гражданском равенстве. Именно европейская демократическая модель позволила реализовать концепцию мультикультурализма в условиях единого гражданского общества. Наиболее показательным примером является Финляндская Республика, где обеспечивается как безусловное сохранение и развитие финской культуры, так и возможность эффективного развития других национальных культур, в том числе крупнейшего после финнов народа республики, шведского, чей язык является государственным наряду с финским. Важно отметить, что в Финляндии длительное время проживает татарская община, сохраняющая свою самобытность и при этом полностью интегрированная в гражданском отношении, что позволяет считать финский пример релевантным с ментальной точки зрения.
     Следующим важным моментом при реализации индивидуалистской европейской модели является ясный приоритет обеспечения высокого качества жизни конкретного гражданина. Коллективистская недемократическая модель, обладая широкими возможностями для мобилизационных действий и имея в качестве приоритета положение государства, кажется более обоснованной для крупных стран, имеющих значительные геополитические притязания. В случае с небольшими государствами (такими как Татарстан) в общем объеме задач сравнительно большим является удельный вес обеспечения высокого качества жизни гражданина.
     Безусловно, есть масса оговорок, начиная от условности двух моделей и отсутствия четкой географической границы между регионами их распространения и заканчивая дискуссиями о целесообразности синтеза черт этих условных моделей (чем и занимается большинство стран мира за пределами евроатлантического пространства и КНР/КНДР). Для Татарстана суть этих оговорок сводится к тому, что их фактически нет. «Фуцян» в Татарстане не может быть, и «фуцян» в Татарстане не нужен. Европейский вектор развития нашей республики является насколько естественным, настолько и необходимым.

Блог «Ауропалы Татарстан».