Объект политики (ч.6)

      Только один пункт нашел предполагаемое воплощение в жизнь: создан Государственный фольклорный ансамбль кряшен. По остальным имеются большие вопросы. Как недавно стало известно от одного из непосредственных исполнителей, поручение президента о создании музейной экспозиции кряшен отменил бывший руководитель его аппарата Экзам Губайдуллин. Помещение церковно-приходской школы, переданное взамен проданного главного здания крещено-татарской школы, не адекватно последнему и для использования не пригодно.
     Организованный 12 августа 2008 года в составе Института истории АН РТ Центр исследования истории и культуры татар-кряшен и нагайбаков не отвечает возлагавшимся на него требованиям ни по названию, ни по кадровому составу, ни по направлению и содержанию работы. Складывается впечатление, что на него, как и на Общественную организацию кряшен Республики Татарстан (учреждена 27 мая 2007 года), возложена не осуществленная в начале ХХ столетия миссия интеллектуальной деградации кряшен и последующей ассимиляции их татарами-мусульманами. Вместо того чтобы, опираясь на Декларацию о самоопределении кряшен как этноса, открыто добиваться решения кряшенского вопроса, правление Общественной организации кряшен республики вопреки возражениям ряда его членов и осуждению такой позиции рядовыми участниками движения, вновь направляет своих представителей на очередной съезд Всемирного конгресса татар в качестве официальных делегатов. Что это как не признание лидерами официального кряшенского движения статус-кво кряшен в качестве этнографической группы татар?!
     Совершенно необъяснимое неоднозначное отношение к тождественным проблемам этнических сообществ в едином правовом пространстве страны дает основание утверждать, что в России нет национальной политики. Вроде бы не логично. В многонациональном государстве ее не может не быть. И тем не менее… Выступая на встрече с руководителями региональных делегаций III Всемирного конгресса татар, В.В. Путин весьма красноречиво изъяснился по этому поводу. «…Быть татарином в Башкирии нелегко. А русскому в Татарстане? А чеченцу в Москве? А мордве в других частях Российской Федерации? Кому, где и как? Кто и где себя как ощущает. А белорусам у нас, в Российской Федерации? А украинцам, которых большое количество в нашей стране? – вопрошал он и резюмировал далее совсем в духе правозащитников: …Татарам нужны в России справедливость, законность. …Всем нужны законность и справедливость, всем без исключения. Полная дурь и вред, если кто-то где-то запрещает в многонациональной стране изучать родной язык или препятствует этому. Абсолютно недопустимо, вредно для страны в целом. …Многие языки у нас под угрозой исчезновения». Справедлив и окончательный вывод этой речи: «У нас многонациональное государство. И мы должны ясно и четко понимать, если представители любой, не такой многочисленной национальной группы, как татары, а любой, даже самый маленький народ, представители любого, даже самого маленького этноса, не будут чувствовать здесь себя, как дома, мы не сохраним многонациональное государство».
     Будем надеяться, что это заявление относится и к кряшенам и даст практические результаты. Но... Недавно увидел свет и был доведен до многонациональной общественности новый документ, призванный обеспечить тотальное межэтническое миролюбие в современном российском социуме. Он носит название «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации». Это проект, принятый 27 сентября 2012 года за основу рабочей группой Совета при президенте РФ по межнациональным отношениям. Как повелось в наш век нескончаемых неконструктивных реформ, он претендует на прорыв в обозначенной сфере. Но при ближайшем рассмотрении мало что может изменить в существующей национальной жизни страны. Вопреки тому, что общепризнанным предназначением национальной политики является обустройство жизнедеятельности народов, этнических групп, представителей всех национальностей, проект дробит ее цель на следующие составляющие:
     1) укрепление гражданского единства многонационального народа Российской Федерации (российской нации);
     2) гармонизация межнациональных отношений;
     3) сохранение этнокультурного многообразия народов России;
     4) обеспечение адаптации и интеграции иммигрантов в российском обществе.
     Даже при непредвзятом подходе к сути перечисленных положений трудно обнаружить в них гарантии обеспечения равновеликого развития всех национальных компонентов социума – от отдельного носителя этнического менталитета до полиэтничных наций, не говоря уже хотя бы о декларировании их полноправия как условия фактического равенства.
     Мне приходилось участвовать в экспертизе нескольких постсоветских концепций национальной политики. Все они были непригодны потому, что не могли, а, скорее всего, не хотели национальную политику назвать своим именем и четко обозначить ее предопределение и, следовательно, указать конкретные точки приложения сил законодательных и исполнительных властей, общественности, населения страны. Из проекта в проект, из документа в документ перекочевывает, вопреки возражению экспертов и неприятию объектов и субъектов национальной политики, формулировка ее цели – сохранение единства федерации. По прочтении этой формулировки любое псевдоновшество этой серии можно отложить в сторону, ибо никакого отношения к разрешению накопившихся национальных проблем оно не имеет.
     Чтобы не быть голословным, сошлюсь на материалы одного из межрегиональных совещаний ответственных работников государственных служб, ведающих национальными вопросами. Оно было посвящено рассмотрению доработанного варианта проекта Концепции государственной национальной политики в Российской Федерации. Его участники «выразили принципиальное несогласие с трактовкой ряда моментов, касающихся приоритетов и содержания концепции. В частности, указывалось на неприемлемость сделанного в преамбуле акцента на необходимости обеспечения единства и целостности России в новых исторических условиях развития российской государственности. Ибо концепция национальной (этнической) политики должна, прежде всего, нацеливать на возрождение и сохранение этносов, формирование новых федеративных отношений и создание оптимальной модели Российской Федерации». По поводу же единства было однозначно сказано, что оно не может быть ни целью, ни задачей национальной политики, а должно стать следствием ее проведения. Кроме того, настоятельно подчеркивалась необходимость обновления и развития национальной жизни, языков и культур, укрепления межнационального согласия и сотрудничества между народами.
     Как и всегда, эти благие пожелания остались на бумаге. В течение первого постсоветского десятилетия ведомство, призванное вершить национальную политику страны, прошло путь взлетов и падений от государственного комитета до министерства без аппарата во главе с министром без портфеля и как минимум шесть раз меняло свои названия и, следовательно, ориентиры, прибавляя к делам национальностей то региональные, то миграционные, то федеральные. Лишь единожды по названию (но еще не по сущности) оно соответствовало своему назначению – было наименовано Министерством национальной политики. Министров же было несть числа, и компетентность многих из них желала лучшего. А сегодня нет и этого.
     Положение в национальной сфере не блещет в масштабах всей страны. Но Татарстан, как всегда, провозглашает себя впереди России всей: широко распропагандированная «Модель Татарстана» стала не просто визитной карточкой, а своего рода охранной грамотой якобы беспроблемного процветания народа, этнических образований и представителей всех зафиксированных в республике национальностей. Однако ларчик открывается просто: наш истеблишмент научился лучше лакировать действительность и больше преуспел в пиаре собственного народолюбия. Таково восприятие кряшенами реального состояния дел и воздействия властей на их положение как четко выраженного этноконфессионального, но директивно не узаконенного сообщества. Они знают из собственного опыта, что, когда хотя бы одному из всех нехорошо, то благополучия нет и быть не может всем.
     Перспективы развития кряшен не ясны.

     Аркадий ФОКИН,
председатель Совета ветеранов
кряшенского движения г. Казани,
кандидат исторических наук.