2 марта 2024 г. независимая общественно-политическая газета
Главная Общество Об истории и историках
Рубрики
Архив новостей
понвтрсрдчетпятсубвск
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
       

Об истории и историках

28 сентября 2012 года
Об истории и историках

«…Соответствовать самому себе можно в любой период истории; можно жить, оставаясь самим собой, обрекая себя на сложную судьбу, и тогда, быть может, именно вы прикоснетесь к струне истории, и она зазвучит в вашей руке…» 
Лев Гумилев.
 

     Бугульминскую среднюю школу №2 я закончил в уже далеком 1966 году. Школьная пора глубоко сидит в душе и в памяти каждого человека как светлые годы его жизни, время становления и возмужания.
      За почти пятьдесят послевоенных лет нашу школу возглавляли всего два директора – Олейник Константин Иванович, его мы про себя уважительно называли «Костей», и его ученик Кутяшев Лев Григорьевич – просто «Лева», который так и не женился, прожив жизнь холостяком. Он всего себя отдал школе, подчас задерживаясь со старшеклассниками в своем любимом физическом кабинете до полуночи. Да, были тогда такие подвижники идеи и своего дела. Поэтому они-то и остаются в памяти своих учеников и последующих поколений. А те, кто только и думает, где урвать для себя, где облапошить ближнего, надолго не остаются на матрице вечности. Память о них скоротечна. Да, их-то и забывают уже при жизни.
      Это был счастливый послевоенный период, время, которое сбрасывало коросту заскорузлости и страха сталинизма, время поиска, побед и неизведанной дали. Многого у нас, в отличие от сегодняшних молодых, не было. Не было второй пары ботинок и рубашек, помню, как хотелось носить джемпер. Так его мне дала мама, и я в восьмом классе ходил в нем, женском, в школу. Насмешек по этому поводу что-то не припомню. Да и не это было главное. Старшее поколение берегло нас, детвору, оно еще остро переживало годину лишений и утрат ушедшей страшной войны. Оно хотело жить в мире и растить детей и внуков достойными славы своих предков и своей великой истории.
      Математику у нас преподавал чех по национальности, но глубоко русский по духу Ждярский Юрий Васильевич. Это был прирожденный математик. Мы его и любили, и уважали, да и немного побаивались. Не хотелось нам, если и не всегда понимали и успевали, раздражать его. Любимым учеником у него был Вовка Кулагин, его мы звали, не знаю почему – «Боцман». Вовка все схватывал на лету, поэтому Юрий Васильевич часто давал ему персональные трудные задачки, с которыми тот справлялся, а если нет, то брал на дом. Он занимался, сегодня бы сказали, по индивидуальному плану. «Боцмана» я не встречал ни разу после окончания школы, да и жил он в другом городском микрорайоне. А интересно было бы узнать, как сложилась его жизненная стезя.
      Как и большинство наших преподавателей, Юрий Васильевич был очень принципиальным. 1966 год – сложный, тогда среднюю школу заканчивали одновременно по всей стране выпускники десятых и одиннадцатых классов. Средние школы страны опять возвращались на десять лет обучения. Выпуск того года составлял 300 человек. На золотую медаль выходила всего одна ученица Соня Бакаева. Отличница по всем предметам, гордость школы. Так вот, на экзамене по математике она вошла в непонятный ступор, так переволновалась, что не могла ответить на элементарные вопросы. Уж как ни упрашивали Юрия Васильевича директор и завуч, он был непреклонен и поставил Соне четверку, хотя все классы она училась на отлично. До сих ее фамилия висит на доске лучших выпускников школы как серебряная медалистка 1966 года. В дальнейшем она с красным дипломом закончила Казанский химико-технологический институт.
      Историком я определился уже к 7-му классу. Заболел историей под влиянием своей учительницы Бодровой Раисы Степановны, под воздействием своей мамы да дедов-художников – Гришина Георгия Анисимовича и Тютикова Ивана Ивановича, этих настоящих русских сельских интеллигентов. Подобных им я, к сожалению, в жизни не так уж часто встречал людей. Может, плохо искал.
      Таким образом, гуманитарная составляющая прошла через всю мою жизнь. В ее начале было ознакомление с основами исторического мышления, а в сегодняшней жизненной фазе, думаю, далеко не последней, я выступаю как автор около 150 публикаций, в том числе 25 книг и брошюр по истории духовной жизни Казанского края XVI – начала XX вв., как заслуженный работник высшей школы Республики Татарстан, как лауреат Макариевской премии 2011 г.
      В своем становлении как исследователя и историка вижу большой вклад своих школьных учителей и университетских преподавателей.
      После окончания школы сделал попытку поступить в Казанский университет. Это был тогда очень престижный и уважаемый вуз, а как же иначе, ведь в нем учился Ленин. Да и куда было ехать. Московский университет явно был не для нас, провинциалов, а другие – далеко.
      Но стать студентом университета у меня получилось лишь с четвертой попытки на второй год. Оно было и немудрено, так как конкурс тогда, в 1966 – 1967 годах, на историко-филологический факультет доходил до 25 – 30 человек на место (сегодняшним вузам до такого конкурса далеко). Чувство той радости, что я стал студентом Казанского университета, до сих живет в моей памяти. И сегодня мне непонятна реформа, совершаемая в его старых стенах, дух коррупции, который обосновался там, нездоровая атмосфера, пропитавшая его аудитории, недовольство преподавателей и студентов. Миллионы были потрачены на его реноме, а он в табели о рангах скатился с 603-го места на 633-е. Может, тогда и не надо было огород городить.
      Мне скажут, что это было всегда. Нет, шалите. В наше время вообще даже о цветах преподавателям во время экзаменов речи не шло, не то что о каких-то презентах, тем паче о деньгах. Да те же Вульфсон, Шофман, Адо, Сергеев так бы шуганули из аудитории, долго бы еще ходил по кабинетам факультетских начальников, утрясая возникшую проблему, и вряд ли нашел бы понимание среди них. Вот какое было здоровое время, жаль, что оно как-то незаметно растворилось, но историческое чутье подсказывает, что его возвращение не за горами.
      Но вернемся к середине 1960-х годов. Нашему послевоенному поколению повезло на наставников. Преподавателями были те, кого обучали еще бывшие гимназисты, прошедшие дореволюционную высшую школу. Наши преподаватели остались в памяти своей взыскательностью, профессионализмом, требовательностью, широтой взгляда, далеко выходящего за рамки своего непростого времени. А уж тоталитарным мышлением они точно не обладали.
      Да что далеко ходить, вот, к примеру, Королев Валентин Семенович. Он же у нас на первом курсе всего-то вел семинар по истории КПСС. Казалось бы, уснешь и не проснешься. Но как было интересно, как подавался материал, как анализировались документы и источники. Сегодня он болеет, недомогает. Стараюсь звонить почаще, подбодрить. Желаю ему здоровья и крепости Духа.
      Патриархом среди преподавателей, несомненно, был Адо Василий Иванович. По возрасту он тогда был старше всех, 1905 года рождения. Седовласый, подтянутый, голос с хрипотцой. Блестящий знаток Великой французской революции, крупный методолог. Он ведь так и не защитил диссертацию, но стал доцентом. Редкий случай в вузовской практике и того, и сегодняшнего времени. А как он заставлял нас, второкурсников, работать над первоисточниками. Как это пригодилось в последующей исследовательской жизни.
      После окончания университета прошло уже 40 лет. За это время сам как школьный учитель, преподаватель ряда гражданских институтов и духовной семинарии, прочитал далеко за тысячу лекций, а также принял сотни зачетов и экзаменов. Но никогда не забуду экзамен по новой истории стран Европы и Америки, который мы сдавали Василию Ивановичу.
      Судите сами. Нашу 471-ю группу историков он разделил по алфавиту на две подгруппы. В первый день, в пятницу, экзамен начался в 9 часов и с перерывом на обед (он уходил обедать домой на полтора часа, жил на ул. Пушкина, недалеко от университета) завершился в 20 часов. Я ему сдавал четыре часа, готовился, отвечал. Следующая группа сдавала с 9 до 18 часов. Итоги и отметки двух групп подводились на второй день.
      Все, изнурительный экзаменационный марафон завершился. Каждый получил по своим знаниям, я – четыре. И навсегда впечаталась в сознание его последняя фраза: «Вы уж, ребята, меня извините, что сегодня я закончил несколько раньше, чем вчера. Немного подустал». Вот это преподаватель, вот это школа, вот это требования к нам и в первую очередь к себе, вот это уважение к своему предмету! А ведь Василию Ивановичу тогда было уже 65 лет.
      Средние века вел у нас Сергеев Александр Васильевич. Медиевист, энциклопедист, пахарь на ниве науки. Сам от станка, только в 28 лет поступил в университет, всего достиг упорным трудом. А как он владел материалом, он им не владел, он им жил, он вживался в исторические образы, он переживал вместе со своими героями. Лицо его то хмурилось, то заливалось светом радости, густые брови взлетали, он уносился в далекое прошлое. Ну а мы пользовались его увлеченностью, особенно на семинарах. Подготовились слабо, отвечать не хотелось, задашь какой-нибудь вопрос, он и рад ответить. Глядишь, и время семинара пробежало незаметно.
      Шофман Аркадий Семенович, профессор, заведующий кафедрой первобытного общества и древнего Востока, широкий в прямом и переносном смысле слова человек. Был влюблен в Македонию, в своего Александра Македонского. Мог часами говорить о том ушедшем мире, в который и попал-то в конце жизни на седьмом десятке лет, ведь не выпускали за границу даже в научную командировку, боялись, что так там и останется. Вот какое было время. И как оно поменялось. Воистину все течет, все изменяется.
      Вульфсон Григорий Наумович. Ну это целая школа! Несомненно, колоритная личность. Его поговорки и присказки помнит, думаю, не одно поколение гуманитариев. «Не так страшен черт, как его брови», а сам действительно был бровастым. Начнет что-то интересное рассказывать, оторвется от лекции и начнет с присказки «долгими зимними вечерами…»
      Сказать, что мы его сильно уважали, не скажу. Большинство группы, в том числе и я, его просто боялись. На кафедре был старичок-лаборант, забыл, к сожалению, его фамилию, сидел скромно в уголке, тащил, наверное, большой объем необходимой работы по кафедре. Так тот прямо ему в глаза и говорил, что негоже так стращать студентов.
      Он был прав. Что такое студенты? Это следующее, идущее за нами поколение, которое нужно лелеять, учить, направлять. Стимулировать их к творческому труду, к поиску истины. Вряд ли стоит пичкать большим, порой ненужным в жизни материалом.
      «Сам Бог знает историю на пять, я на четыре, а вы на три». Наверное, Вульфсон был прав, но зачем отбивать интерес к познанию у молодого поколения. Последний раз я его встретил в фойе нового гуманитарного университетского здания (мы ведь учились на четвертом этаже в здании химического корпуса). Время взяло свое, от былого блеска уж ничего и не осталось, правда, тросточка была та же.
      Не могу не упомянуть Степанова Рафаила Николаевича. Он не был остепененным историком. Но эта оригинальная личность стоит у меня перед глазами. Уровень лекций его был очень высок, и он явно не подходил для еще неустоявшегося нашего мышления первокурсников. Он первым пока еще робко стал говорить о раннебулгарском происхождении Казани. Курил много. Рано ушел из жизни, мог бы еще многое сказать и опубликовать.
      Из этого блестящего ряда наших профессоров и преподавателей особо хочу выделить профессора Халикова Альфреда Хасановича (1928 – 1994). Ведь я с 7-го класса не просто заболел историей, а горячо увлекся археологией. И этот маститый ученый сыграл на том этапе моей жизни очень важную роль. Считаю за счастье для молодого человека встретить на своем раннем пути наставника, умудренного жизненным опытом человека. Понятно, что мы учимся только на своих ошибках, но опыт старших все-таки помогает нам помягче падать и не больнее ушибаться.
      В Бугульме никаких археологов никогда не было, никаких раскопок никто не вел, об этой науке никто мне поведать не мог. Поэтому многое приходилось черпать из книг и популярных брошюр.
      Учась в 10-м классе, я написал письмо напрямую в союзную Академию наук с просьбой взять меня в какую-либо археологическую экспедицию. И вы знаете, получил ведь ответ. Да не от кого-либо, а от самого Генинга. Возможно ли сегодня такое, чтобы школьнику отвечал маститый ученый, печатал письмо на машинке, вкладывал бы в конверт да отправлял по почте. Вот какое было время. Моему восторгу не было предела!
      Генинг ответил, что незачем обращаться в Москву, в Казани рядышком есть филиал академии, а там есть археологи, о существовании которых до этого я и не подозревал. Я написал, и тоже получил ответ, на этот раз от Старостина Петра Николаевича, который приглашал меня в экспедицию.
      Но в 1966 году у меня подобное не получилось, а в следующем 1967-м, еще не будучи студентом, поработал в двух экспедициях. В июне копали Шуранское городище под руководством Старостина, а в июле Халиков меня взял с первокурсниками в Биляр.
      В Билярске масштабные раскопки начались с этого времени и продолжались до смерти ученого. Предыдущие исследования были в 1914 г. (Пономарев) и 1928 г. (Башкиров). С ним я копал три года подряд, уже будучи студентом, это была одна из светлых страниц в моей жизни. Осуществилась мечта детства, и она стала реализовываться. Меня хорошо поймут те, у кого подобные мгновения были.
      Не могу не вспомнить июнь 1968 г., когда сдав экстерном летнюю сессию на 1 курсе, без предварительной договоренности (вот она бесшабашная юность) на «кукурузнике» прилетел в Болгар. Многолетние раскопки там вел известный московский ученый Смирнов Алексей Петрович. От казанской школы с ним работала его ученица Хлебникова Тамара Александровна. Эти годы я вел дневник, много интересного сохранилось на его страницах. Монография Смирнова «Волжская Булгария» 1952 год – эталон, отправная точка для последующих исследований, в т.ч. и современных.
      Помню, жил в палатке в школьном саду. Романтика! Трапезничали все вместе за общим столом. Копали в центре Болгар, около бывшей православной церкви. Поднимались на минарет, с высоты открывались дали, уходящие за горизонт.
      В 1969 году Альфред Хасанович доверил мне руководить раскопом, в подчинении были студенты второго курса. Раскоп попался тяжелый, сплошным слоем шли костяки – останки защитников города, погибших при штурме города ордынцами в 1236 году. Смерть их настигла в самых неестественных позах, с отчлененными руками, в грудной клетке многих остались наконечники стрел, разбитые черепа. Все это было перемешано со слоем пожарища. Город ведь был сожжен дотла.
      На окраине Билярска, недалеко от фермы разбили раскоп, т.к. местные жители подсказали, что в этом месте при строительных работах находилось большое скопление человеческих костей. В ходе археологических работ было вскрыто не менее 300 останков, вскрыли древнее булгарское кладбище второй половины XII – начала XIII вв. Судя по костякам, жители были невысокого роста. Мужчины – 160 – 165 см, женщины в среднем на 10 см ниже. Что поразило меня тогда и осталось в памяти, так это не только хорошая сохранность останков, но и состояние зубов. У абсолютного большинства полная сохранность зубов, никакого кариеса. Вот, что значит экология: вода, воздух и питание.
      Казанский историк Овчинников в одном из номеров газеты «Звезда Поволжья» укорил Халикова в том, что студенты в ходе раскопок подбрасывали археологический материал более позднего времени, в основном керамику, в ранние слои. Подобные наговоры для любого археолога, тем более такого маститого и авторитетного, каким был и остался Халиков, серьезные претензии. Могу засвидетельствовать как его ученик, плотно с ним работавший в 1967 – 1969 г., писавший под его научным руководством три года студенческие курсовые работы, в т.ч. и по Билярску (исследование сфероконусов и анализ состояния сельского хозяйства Волжской Булгарии), как староста археологического кружка истфилфака, как дипломант XIV Всесоюзной археологической студенческой конференции, проводившейся в Московском государственном университете, и получивший диплом за подписью самого Арциховского, что в моем окружении подобными фальсификациями студенты не занимались. Такое стало бы известно сразу и расходилось бы кругами.
      Но вот где-то с середины 1970-х годов подобная волна разговоров о подтасовке материалов, о том, что Халиков стал «путать» слои, стала муссироваться в разных кругах и даже доходила до меня, когда я уже отошел от археологии и работал в Бугульме в партийных органах. Ничего подобного я никогда не слышал о Казакове, Хайрутдинове, Старостине, Хлебниковой, Шавохине, Косменко, Габяшеве.
      В 1970 году я от него отошел, сыграл факт моего тяжелого студенческого материального положения, отсутствия постоянной жилищной площади и неоказания со стороны учителя помощи в предоставлении места в общежитии. Но за давностью лет что уж об этом вспоминать, а вот ведь иногда и всплывает.
      1972 – 1974 – годы работы по распределению учителем истории и обществоведения в средних школах гор. Бугульмы. С 1975 г. – комсомольская и партийная работа. Археология отошла на второй план, появилась семья, родились дети.
      И помню удивление многих – подготовка, инициированная Халиковым, к 800-летию Казани. Но т.н. юбилей в 1977 году не состоялся. Празднование не прошло даже не из-за того, что в том году страна широко отмечала 60-летие Великой Октябрьской социалистической революции, просто доказательная база оказалась слаба. Не помогла и поддержка обкома партии в лице первого секретаря Ф.А. Табеева, с которым Халиков был не только одногодком, но и учились вместе. Это не могло не выбить ученого из колеи, он даже делал попытку уехать работать в Киев, многие от него просто отвернулись, была своеобразная обструкция. К сожалению, я его в это время не видел, жили в разных городах и занимались разными делами. Но в такое трудное время как важно человека поддержать хотя бы телефонным разговором.
      Думаю, что вот эта подтасовка археологического материала и другие неблаговидные дела и подвели его к удревлению истории Казани. Вряд ли он не знал, что «Казанский летописец» был написан бывшим русским пленным в XVI в., а не в XII веке. Вряд ли он не знал, что 1177 год был вписан в летописный свод намного позднее.
      Не знаю, как бы он отнесся к т.н. дате 1000-летия города. Ведь старая гвардия археологов, взращенная и Калининым, и Смирновым, не проявила воодушевления по поводу этой политической даты. А Равиль Хайрутдинов вообще резко негативно отнесся к ретивым порывам младоархеологов. С ним я один раз в августе 1970 года совершил археологическую разведку по Арскому району, когда в поисках городищ, селищ и некрополей за две недели мы прошли пешком от Арска до истоков Казанки по правому берегу реки около 200 километров. Это очень серьезный и вдумчивый археолог. Я его тогда не только уважал, но немного и побаивался.
      Так что новый юбилей по велению властей республики и города взяла на свою совесть более молодая поросль археологов.
      Листаю свой домашний фотоальбом. Фотографий 1967 и 1968 годов, к сожалению, не сохранилось. Вот групповое фото ТАЭ-69, т.е. Татарская археологическая экспедиция в Билярске 1969 года. Молодые задорные лица, на первом плане как-то по-студенчески примостился на краю раскопа Халиков. Лицо расплылось в улыбке, он счастлив, он с молодыми, он осуществляет свою давнишнюю мечту исследовать Биляр. Он много и вдохновенно нам рассказывал о его силе и могуществе, о его размерах, о его политическом влиянии и весе. И тогда вообще никакого разговора о предстоящем 800-летии Казани не велось.
      Если внимательно приглядеться, то на фото можно найти много знаковых имен сегодняшнего дня. Вот Татьяна Сидельникова, ныне профессор Казанского университета, а вот скромно потупил взор, отведя глаза чуть в сторону, Фаяз Хузин, тогдашний студент Казанского пединститута, один из научных проводников прошедшего юбилея.
      А что в действительности представляло из себя то место в X – XI веках, на котором сейчас находится Казань? Жили ли здесь люди в то время? Археологические раскопки, проведенные в кремле, дают очень небольшой слой, свидетельствующий больше о том, что здесь на высоком левом берегу Казанки существовало торжище, т.е. торговая фактория, имеющая, как правило, временный, преходящий характер. Поторговали и разошлись.
      Если и было поселение, то жизнь затухла достаточно быстро. Монеты Сасанидского Ирана и чешского короля Вацлава, около которой так много было ненужного ажиотажа, как раз и свидетельствуют об этом.
      Помню, в 1960 – 1970-е годы археологи со своими находками не особенно привлекали власть предержащих. А тут вдруг такая заинтересованность руководства республики и города. Если подобное случается, то уж о никакой науке не приходится говорить, а подразумеваешь только заказной материал.
      Ведь до сих пор, хотя и прошло 200 лет, многие серьезные историки упрекают первого российского историка Николая Михайловича Карамзина в подгонке некоторых моментов российской истории в угоду правящему дому Романовых.
      Если ученые прогибаются по указке свыше, то о какой науке и истине может вестись разговор. Если они подтасовывают факты в угоду заказу сверху, то какими будут выглядеть в глазах своих коллег и какими останутся в памяти потомков. Ведь не сломался известный реставратор Петр Дмитриевич Барановский, защитивший от разорения Храм Василия Блаженного (Покрова-на-рву), который мешал Сталину, особенно Кагановичу: «Дворцовая площадь в Ленинграде большая, а Красная в Москве маленькая, танки во время праздничных демонстраций не проходят, толпятся, скучиваются». Защитил, отстоял, хотя за этот поступок и отсидел в сибирских лагерях три года.
      Или еще один пример гражданской позиции и стойкости ученого. Угроза разрушения нависла над Андрониковым монастырем, в котором работал великий Рублев. Так Барановский на одном из крупных симпозиумов выступил с сообщением, что иконописец похоронен за алтарем монастырского храма. Обитель оставили в покое.
      Он сохранил для потомков древний Андроников монастырь. Бог дал ему долгую и плодотворную жизнь – 92 года. Упокоился Петр Дмитриевич на кладбище Донского монастыря, за соборным алтарем, рядом с великим русским историком Василием Осиповичем Ключевским.
 

Анатолий ЕЛДАШЕВ,
лауреат Макариевской премии 2011 г.

 

      P.S. Высокая ответственность стоит перед нами, историками. Мы, как никто иной, служим истине, являемся звеньями в цепочке поколений. Перелопачивая многие пласты истории, мы интерпретируем ее и доводим до сведения читателей. И здесь от нравственного вектора уж никуда не деться. Являясь носителями Памяти, сами становимся этой памятью, и как о нас вспомнят завтра наши дети и внуки, последующие поколения исследователей, во многом зависит от нас сегодняшних.


Комментарии (4)
ГостьРафаэль, 28.09.2012 в 18:43

Как бы не пытались русские историки быть объективными , но поталогическая ненависть к всему Татарскому и мусульманскому не дает .Прошли петровские времена, плевали мы на ваше мнение и вашу историю.

ГостьРафаэль, 28.09.2012 в 20:05

Халиков скорее всего раскусил эту гниду и перестал с ним общаться .Гнать пора всех этих деятелей из Татарстана .

Гость, 28.09.2012 в 23:53

Думаю, что вот эта подтасовка археологического материала и другие неблаговидные дела и подвели его ( Халикова ) к удревлению истории Казани. Вряд ли он не знал, что «Казанский летописец» был написан бывшим русским пленным в XVI в., а не в XII веке.
============
Думаю, с этого места этого господинчика можно не читать. Как будто крупнейший татарский археолог не мог прочитать дату "Казанского летописца", который имеется в любой университетской библиотеке ! Вся статья сплошь ложь и инсинуации в адрес Халикова. Впрочем, это обычные для русских нацистов приемы, чего же им еще остается ?

Алмаз, 26.01.2013 в 00:15

Я татарин, и знал Халикова и лично у него учился... есть у этого человека скелеты в шкафу... как и величие сделанных дел. Не надо быть такими невежественными и переводить все на чей либо национализм.... от вас пахнет провинцией комментаторы.