Неоптимистическая трагедия

     Известный ученый-юрист, член-корреспондент АН РТ Ф.Н. Багаутдинов, автор серии книг «Жизнь замечательных юристов», посвятил только что выпущенную им книгу судьбе Амины Фасыховны Мухитдиновой, самой знаменитой из татарских женщин эпохи революции и создания СССР, умершей 70 лет назад в приполярном городе Енисейске. Меня давно уже интересовала судьба этой личности, взлеты, падения и зигзаги жизни которой заслуживают увлекательного романа. Она сыграла определенную роль и в судьбе некоторых героев моих публикаций, в частности, Ильяса Алкина. Коротко перечислю основные этапы ее биографии. Родилась 6 сентября 1893 г в Казани в семье муллы, ставшего учителем. Окончив с золотой медалью гимназию, весьма рано проявила себя как незаурядный и глубоко мыслящий человек и общественный деятель, по многим вопросам «имеющий свое мнение». Напомню, что первая публикация студентки Мухитдиновой о вызвавшей большой общественный резонанс пьесе Гаяза Исхаки «Мугаллима» (учительница) появилась в газете «Ан» еще в декабре 1914 г. Текст ее приведен в книге, но, к сожалению, без перевода на русский язык. После окончания в 1919 г. юридического факультета КГУ первой из женщин-татарок была рекомендована «для приготовления к профессорскому званию», так называлась тогда аспирантура. Но бурные события Октябрьской революции круто изменили и ее судьбу. Она сотрудничает с Муллануром Вахитовым и по его заданию активно участвует в съездах татарских женщин в Москве и Казани, в 1919 г. вступает в коммунистическую партию. Тесные дружеские отношения связывали ее и с легендарным основателем турецкой компартии Мустафой Субхи, часто бывавшим тогда в Казани и встречавшимся с ней. Он был восхищен ее умом и деловитостью и, как говорил мне старый большевик Махмуд Будайли, видел в ней наркома просвещения в правительстве Турции после победы там социалистической революции. Но мечты не сбылись, вместе с группой соратников он был убит в Турции около Трабзона после нелегального появления на ее территории в январе 1921 г. для подготовки революции. А дальше начался феерический путь самой Мухитдиновй: прокурор в Крыму, комиссар курсов по подготовке командиров в Казани, один из руководителей академцентра при наркомпросе ТАССР, первый секретарь объединенного Казанского райкома партии. Таков далеко не полный перечень занимавшихся ею постов. В партийных кругах в то время нередко возникали конфликты, связанные как с расхождением политических взглядов, так и с желанием отдельных  работников, считавших себя «недооцененными», повысить свой статус, в документах это именовали «склоки». Не была исключением и Татария. Полагаю правильным, что автор, не являющийся специалистом по истории партии, избегает оценок этого явления, излагая только факты, связанные с партийной карьерой А. Мухитдиновой. Он подробно рассказывает о том, что часть руководящих работников поддерживала Мухитдинову, а другая считала ее карьеристкой и нередко приписывала ей действия, которые она не совершала, в частности, сотрудничество с Ильясом Алкиным, и даже ставили в вину, что отец был муллой. Таковы были нравы того времени. Помню это по своему отцу, члену партии с 1918 г., участнику Гражданской войны, направленному по указанию Сталина в Бухару для участия в ее «советизации». Ему в 1937 г. ставили в вину, что его отец был муллой-мударисом в Бегишеве, хотя он порвал связи с ним в 14 лет и ушел из дому учиться в Оренбург. Правда, мотивы разрыва были не политические – не поладил с мачехой. Не смог прекратить межусобицу и секретарь Татарского обкома Хатаевич, на него пожаловалась группа работников, добившаяся приема у Сталина и Косиора. В истории это осталось как «бунт наркомов». В итоге он был вынужден покинуть республику, тогда снятие с работы называли более мягким словом – «отозван» в распоряжение ЦК. Мухитдинова же, чтобы утихомирить страсти, была переведена в Москву на должность члена Верховного суда РСФСР. Вскоре ЦК направил ее в институт красной профессуры – кузницу руководящих кадров партии. Во время обучения она опубликовала первую научную работу по юриспруденции о практике рассмотрении в судах Средней Азии бытовых преступлений, в которой использовала свои впечатления от поездки в Узбекистан и Казахстан. Своими знаниями и боевитостью она привлекла внимание кадровиков ЦК, и после окончания института последовал новый взлет – должность помощника заведующего отделом печати и издательств ЦК ВКП(б), став первой татаркой, занимавшей руководящую должность в ЦК партии. И вообще она была первой татаркой, занимавшей многие ключевые должности: секретаря райкома, комиссара курсов командиров, прокурора и члена Верховного суда РСФСР. Такие огромные перегрузки не способствовали семейной жизни, в частности, трагедией для нее и мужа стала потеря единственного сына, умершего от невовремя замеченной родителями болезни. Но вернемся к работе в ЦК, ее начальник Б.М. Таль был тогда одним из самых доверенных лиц Сталина и строго контролировал прессу и издательства, обеспечивая снабжение общества «правильной» идеологической информацией. Некоторые его задания по наблюдению за освещением в печати проблем востока и критике «будущих врагов народа» выполняла и Мухитдинова. В частности, участвовала в обсуждении, а затем опубликовала разгромную рецензию о книге по экономике Средней Азии Ильяса Алкина, ее давнего знакомого и оппонента в Казани, профессора, сотрудника института советской энциклопедии. Работая в ЦК, она подружилась со скромным и отзывчивым работником орготдела Николаем Ежовым, которого помнила еще по Казани. Он часто приходил в гости и быстро нашел общий язык с ее мужем Османом Дивеевым, оба обладали прекрасными голосами и нередко пели дуэтом, особенно после принятия умеренной дозы горячительного. Никто не предполагал, что он вскоре станет самой зловещей фигурой советского общества, «железным сталинским наркомом» внутренних дел, любимцем вождя. Именно ему приписывали знаменитую фразу, что все население СССР в основном делится на три категории: «осужденные, подследственные и подозреваемые», при всей парадоксальности формулы она во многом соответствовала реалиям 1936 – 1938 гг., которые вошли в историю как «период большого террора» и «ежовщины». Автор подробно рассказывает о трагическом завершении жизни этой не только умной, но и очень красивой женщины. В 1936 г. она серьезно заболевает и после длительного лечения в кремлевской больнице в 43 года становится персональным пенсионером по инвалидности. Вместе с мужем Османом Дивеевым, тоже яркой и незаурядной личностью, когда-то занимавшим руководящие посты в наркоматах внутренних дел и юстиции Крымской автономной республики и ТАССР, а затем ставшего крупным экономистом и работавшего в тресте «Главзолото», живет в Москве. Их квартиру на Петровке Ежов посещал и после ухода Мухитдиновой из ЦК. Казалось, ничто не предвещало трагедии. Они были неожиданно арестованы 15 августа 1937 г. и вскоре этапированы в Казань. Дивеев был внесен Ежовым в «сталинский расстрельный список» по Татарии и по приговору выездной сессии военной коллегии Верховного суда СССР, заседавшей в Казани 9 – 12 мая 1938 г., его расстреляли в числе более чем ста человек из политической элиты Татарии, включая первого секретаря обкома Лепа и председателя совнаркома Абрамова. В свое время я писал очерк о П.В. Аксенове, председателе Казанского горисполкома, чудом избежавшего расстрела, и неоднократно беседовать с ним. Он общался с Дивеевым в тюремной камере, слушал его откровенные рассказы о времени и о себе, включая и семейную жизнь. Аксенов говорил, что Дивеева очень беспокоила судьба жены, себя он считал уже обреченным, но надеялся, что Коля Ежов не допустит расстрела Амины. Хотя я знал многие подробности жизни Мухитдиновой до 1937 г., в том числе, к сожалению, не вошедшие в книгу, но анализ ее судьбы после ареста, проведенный автором, книги позволил узнать о событиях и фактах, которые мне были неизвестны и, не скрою, неожиданны. Начну с того, что Мухитдинова действительно не попала в расстрельный список, очевидно, Ежов все же пощадил ее, и вплоть до начала 1940 г. она числилась подследственной. Часть этого времени она провела в Елабужской тюрьме. Из приведенного в книге документа следует, что после возобновления следствия ее зимой 1940 г. в трескучий мороз пешком этапировали из Елабуги в Казань. Во время следствия она признала себя виновной по многим пунктам обвинения, влекшим за собой высшую меру наказания. Но пик «расстрелов» уже прошел, Ежов, по минование надобности в нем, был казнен, причем Сталин, дававший ему задания по репрессиям, обвинил его во всех злодеяниях, беспробудном пьянстве и даже подготовке покушения на него и других вождей. Новый нарком внутренних дел Берия по приказу Сталина начал освобождать часть подследственных, ибо «ежовский беспредел» начал создавать хаос в системе управления страной на всех уровнях. Однако все ранее осужденные и отбывающие срок на «архипелаге ГУЛАГ» или расстрелянные так и оставались «врагами народа» вплоть до 1956 года. В Казани тогда вышли на свободу: комбриг Я. Чанышев и члены его группы «военно-фашистских заговорщиков», 18 химиков – «пособников фашистов и шпионов», которую возглавляли, по версии следствия, Г.Х. Камай и Б.А. Арбузов», названы формулировки предъявленных им обвинений, которые были сняты при освобождении. Из видных юристов освободили помощника прокурора республики А.Х. Валиева. Мухитдиновой 15 февраля 1940 г. объявили, что постановлением Особого Совещания при НКВД СССР она приговорена к 5 годам ссылки в Красноярский край, где в г. Енисейске должна была отбывать ее срок до 15 августа 1942 г. Форма наказания и срок по тем временам сверхмягкие. Судя по выявленной Багаутдиновым рабочей карточке Мухитдиновой, она работала юрисконсультом, табельщицей, плановиком и на других должностях без заключения под стражу. Однако после истечения срока ссылки осталась в Енисейске, возвращаться в Москву или Казань было запрещено. Создается впечатление, что она и не хотела уезжать, ибо появляться в центральных областях страны с такой биографией было опасно, время военное, и всякое могло случиться, вплоть до нового ареста и гораздо более сурового приговора типа «за распространение клеветнических слухов о советской власти».
     Но ее здоровье, окончательно подорванное полученной в тюрьме цингой, постоянно ухудшалось и, судя по справке, приведенной в книге, А.Ф. Мухитдинова «скончалась от сыпного тифа 26 декабря 1944 г. в городской больнице». Похоронили ее в безвестной могиле на городском кладбище Енисейска, там, где зарывали умерших, не имевших родственников. Точное место захоронения неизвестно, и попытки его разыскать оказались безуспешными, о чем Багаутдинов прочитал в письме, присланном в партархив уроженца Татарии А.Н. Насибуллина, работавшего с 1938 по 1952 год председателем горисполкома Енисейска. 
     Таков печальный заключительный итог жизни этого замечательного человека, талантливого юриста, политика, комиссара военного училища, ученого и публициста. В отличие от героини пьесы Вишневского «Оптимистическая трагедия» женщины-комиссара, сумевшей выжить и победить, судьбу Амины Мухитдиновой, тоже женщины-комиссара, следует назвать «неоптимистической трагедией». Многие годы в публикациях о Мухитдиновой, впервые очерк В. Смирновой появился в сборнике «Борцы за счастье народное» в Казани в 1967 г., писали, что она умерла в 1941 г. Для полноты информации сообщу, что первая положительная оценка ее деятельности в научной литературе была дана И.М. Ионенко и И.Р. Тагировым в монографии «Октябрь в Казани», вышедшей в том же году. В краткой рецензии, конечно, невозможно раскрыть содержание этой книги, изобилующей подробностями не только биографии ее героини, но и дающей правдивую картину жизни советского общества середины 30-х гг. прошлого века с ее примерами и героизма и подлости, стойкости и предательства. В истории нет сослагательного варианта, но правдивая «информация к размышлению», содержащаяся в книге Ф.Н. Багаутдинова, полезна и для нашего времени, когда мы пережили очень болезненную для общественного сознания и нравственности смену социального строя, реанимацию капитализма, разрушения СССР и ликвидацию КПСС, которые многие считают геополитической катастрофой. Долгое время наше представление о прошлом нередко формировалось, как эзоповым языком сказал об этом Булат Окуджава:

«Римская империя времени упадка.
Сохраняла видимость твердого порядка.
Цезарь был на месте. Соратники рядом. 
Жизнь была прекрасна. Судя по докладам». 

     Книга Ф.Н. Багаутдинова показывает реальность и горечь того времени, когда, «судя по докладам, жизнь была прекрасна». Рекомендую ее прочитать всем, кто хочет знать правду о нашей истории во всей ее противоречивости, победах и поражениях. И, конечно, книга должна быть в библиотеках учебных заведений. И еще одна особенность книги: автор не только хорошо знает и использует документы партийного архива ОК КПСС, теперь это Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан, и других архивохранилищ Казани и Москвы, а также литературу по теме, но и строго соблюдает правила научной этики, ссылается и на работы предшественников. К сожалению, последнее не всегда присутствует в публикациях, которые иногда напоминают слова классического стихотворения, ставшие в науке уже пословицей: «Выхожу один я на дорогу» в смысле, что до авторов об этом никто не знал и не писал. Полагаю, что эта книга или уникальная серия «Замечательные юристы» в целом заслуживают быть отмеченными не только научной общественностью, но и на государственном или академическом уровне. Что же касается Амины Мухитдиновой, то она четвертый политический деятель, связанный с Татарстаном, о ком написана монография. До нее этой чести удостоились Мулланур Вахитов, Мирсаид Султан-Галиев и Семен Игнатьев. Полагаю, что компания вполне достойная.

Б.Ф. СУЛТАНБЕКОВ,
профессор,
заслуженный деятель науки РТ.

На снимке: Амина Мухитдинова,