Крах (ч.7)

     – О татарском обществе. Нужно создать организацию татар Латвии. По статистике в Латвии живут более 13 тысяч татар. Около 7,5 тысячи татар проживают в Риге, около трех тысяч в Даугавпилсе, в Елгаве чуть меньше тысячи.
     Начали выступать – кто в лес, кто по дрова. Выступают и на татарском, и на русском языках. И почти все выступления бестолковые, без смысла и нет никаких предложений, как нам организоваться и чем заниматься. Где-то в середине выступил и я, не понимая еще отношение политического руководства Советской армии к появлению таких национальных общественных организаций в СССР. Выступив, я полностью уничтожил свою воинскую карьеру. Ту карьеру, которая на днях подняла бы меня на генеральскую должность. Из-за этой татарской общественной организации, которую мы создали в тот день, у меня пытались отобрать воинское звание, диплом доктора технических наук, партийный билет и пытались выгнать из армии без пенсии.
     Ну изложим по порядку.
     Природа щедро наградила меня организаторскими способностями. В детстве, проходя мальчишеские годы, несмотря на свой маленький рост, я командовал играми всех мальчиков с трех улиц, был атаманом по налетам на огороды в деревне, командовал перекрытием нашей реки Стерля на нижней окраине деревни и образованием пруда, где мы купались все лето.
     …И тут, на улице Ленина в Риге, в клубе лифтеров (Харис работал в Риге лифтером) выступил я с предложениями, как нам организоваться в этом татарском обществе. И выступил… «на свою голову!». Харис предложил меня избрать председателем этого татарского общества, название которого я и предложил: «Идель!».
     После предложения Хариса я встал и стал отказываться:
     – Поймите вы, ведь я – военный полковник занят очень сильно научной работой. Делаю новые ракеты. И через месяц-два я могу уехать из Риги на новую работу.
     После меня выступил Равиль Калинкин и «загубил» меня полностью.
     – Попросим Заки-абыя! Пусть поможет нам в начальный организационный период. Харис и я, оба, конечно, неполноценные по качеству татары. У нас много не хватает татарского. Попросим, еще раз повторяю, попросим, пусть Заки-абый поможет нам организовать это татарское общество. Уедет на новую работу – отпустим с сожалением, но пожелав ему успехов в его научной дельности. А пока пусть он будет председателем нашего «Иделя». Месяц-два поработает, и мы за это время научимся, как действовать, как работать. Предлагаю я председателю Заки Зайнуллину избрать трех замов: Харис Фахразеев – первый зам, Фания здесь у нас сидит с мужем Баяном. Она настоящая татарки и наш язык знает прекрасно – второй зам. А я, Равиль Калинкин, хочу работать третьим замом. Очень хочу. Изберите меня, пожалуйста.
     Пытался я опять отказаться. Но после моей вторичной попытки отказаться выступила очень красивая татарка Рима Дельмухаметова:
     – Заки-абый! У вас на лице написано, что вы очень талантливый организатор и имеете очень глубокие, основательные знания по истории татар. Согласитесь, организуйте нас до Нового года. После Нового года, когда «Идель» заработает как татарское общество, мы вас освободим от этой должности. Но останетесь нашим духовным руководителем…
     И я согласился стать председателем «Иделя» до нового года. Избрали нас четверых в руководство.
     На другой день после создания татарского общества, ничего плохого не ожидая, приехал я на службу и сел за свой стол заниматься. Прошло около десяти минут, в преподавательскую заходит начальник кафедры полковник Медведев. Не здороваясь, каким-то вызывающим тоном мне говорит:
     – Товарищ полковник! Из преподавательской никуда не уходите. С вами будет беседовать начальник политотдела училища. Как только он придет, вас вызовут.
     В его голосе проскальзывают нотки злорадства. Давно привыкший к неприятностям с его стороны, я внешне остаюсь спокойным и спрашиваю ровным голосом, почти не отрываясь от научной статьи, которую писал:
     – Вы не в курсе, по какому вопросу будет эта беседа?
     – Никак нет, не в курсе. Начальство мне не обязано докладывать.
     Я углубляюсь в свои записи. Медведев, еще немного потоптавшись около меня, уходит.
     Больше не пишется. Уже наполовину готовая научная статья по фотоупругости перестает меня интересовать. Однако я еще не знаю, что она никогда не будет завершена.
     Часа через два Медведев сам приходит за мной. После его утреннего предупреждения, ожидая вызова, видимо, я должен был волноваться, нервничать и «созревать» для разговора с начальником.
     Не торопясь, шагаю по длинному узкому коридору и невольно прислушиваюсь к звуку шагов Медведева. Он очень любит носить сапоги. По его мнению, они, видимо, должны придавать ему командирский вид и внешнюю решительность.
     Знаю я его более тридцати лет – с осени 1958 года. Тогда он был курсантом второго курса военного училища. Мы, бывшие авиационные военные техники, той осенью поступили учиться в высшее инженерное артиллерийское училище. От населения еще скрывается, что это училище ракетное. Однако пожилые трамвайные кондукторы-латышки, ездившие по маршруту шестого трамвая, уже через неделю после начала учебного года начали объявлять конечную остановку:
     –  Ракетас сколас! (Ракетное училище!)
     Это о нашем секретном ракетном училище на улице Цитадели.
     Я, тогдашний молодой техник-лейтенант, познакомился с курсантом Медведевым в наряде. Лицо у него монгольского типа, с выступающими скулами и узкими глазами. Спрашиваю: 
     –  Вы не из татар? Лицо уж больно восточное.
     У курсанта улыбка до ушей.
     –  У нас на Алтае большинство такие. Наполеон правильно сказал: «Поскреби любого русского покрепче, найдешь татарина». Сами видите вывеску, товарищ лейтенант…
     Он смеется мелким угодливым смехом. Однако глаза в смехе совершенно не участвуют и продолжают меня внимательно изучать. Учился, видимо, он средне. Во всяком случае в приказах среди фамилий отличников я его никогда не встречал. Прошли четыре года после нашего знакомства, и он, окончив училище, получив воинское звание лейтенант и диплом инженера, уехал служить в ракетные части. Пути наши разошлись. Однако в феврале 1967 года я его вновь встретил в училище. Он уже год учился в адъюнктуре. В том году мне удалось поступить в адъюнктуру, то есть в военную аспирантуру. Мой старый знакомый стал еще более предупредительным, и в его характере прибавились новые черты:
     – Ну-у, ты молодец, Заки! Это надо же, тему диплома расширить до кандидатской диссертации. Я тобой всегда восхищался. Помнишь, ты отхватывал всегда первые места на научных конкурсах в училище. И брал призы. Мы так не могли. Талантливый ты человек, и я от всей души желаю тебе…
     Жену его звали Шурочка. Когда я учился на кафедре адъюнктом, она там же работала чертежницей. Стоило мне выполнить у нее какой-нибудь чертеж, даже небольшой, на другой же день Леша Медведев обязательно меня находил. Расспросит о семье, о здоровье, о науке и в конце разговора обязательно добавит:
     – Мне вчера Малыш (жена его!) говорит, что Заки какой-то умный чертеж дал выполнить. Она, конечно, выполнила, но ничего не поняла. Что ты там натворил опять, хулиган…
     Мне импонирует его ласково-насмешливый тон, его восхищение моей работой, и я от него почти ничего не скрываю. Только с годами по наблюдаемым мелочам и крупным вещам –  поступкам Медведева до меня очень болезненно доходит, что параллельно с диссертацией и потом с преподаванием он еще был осведомителем КГБ и доносил на нас, на своих товарищей, делая на этом надежную карьеру. Дорос до полковника, не воспитав ни одного ученика –  кандидата наук, не выполнив никакой ценной научной работы, дорос до начальника кафедры и в течение последних двенадцати лет то и дело менял свои трехкомнатные квартиры на новые, более благоустроенные. Последнюю четырехкомнатную квартиру получил вместе с кагэбэшниками округа. Об этом каким-то окольным путем узнал начальник училища генерал Михайлов. Он меня и предупредил:
     – Зайнуллин! Вы дружите с полковником Медведевым. Сведений ему никаких не давайте, он –  сексот КГБ. Дали ему четырехкомнатную квартиру в доме кагэбэшников в округе.
     Когда мы учились в адъюнктуре в конце шестидесятых годов, заместитель начальника училища по научной и учебной части полковник Макеев один раз в месяц собирал нас на совещание. Больше всех попадало от него моему другу Селивестру Лычковскому, умнице и трудяге. После него обычно поднимал меня.

     Заки ЗАЙНУЛЛИН.
     (Продолжение следует.)