День влюбленных

      Середина февраля.  День Влюбленных. Летают «Валентинки» , все разукрашены, размалеваны. Для нас  приглашают ребят из ХАИ – Харьковского авиационного  института. Так  называемые культурные встречи  студентов культпросвета и будущих авиаторов. Девчонки припомажены, в лучших нарядах своих, в приподнятом настроении в  ожидании  бала , на котором можно потанцевать с симпатичными парнями. Но это после культурной программы. А пока не до этого, волнуемся, особенно я, у меня роль Несмеяны в пьеске, которую едва ли не месяц мы сочиняли всей группой.  Мы за кулисами. Наблюдаю за тем что происходит в зале. Мимо рядов пронес свою лысину преподаватель по СНАПу – так сокращенно назывался предмет – Средства Наглядной Агитации  и Пропаганды – ведь это было начало восьмидесятых и пропаганда еще нужна была!  Прошла томная Нона Элизаровна виляя боками – преподавательница по Сценическому движению. Кажется и в жизни она вела себя как на сцене, постоянно изображая какую-нибудь роль, что сейчас она хотела сказать своими «подвиляями» неизвестно.  Она поедала глазами ряды приглашенных курсантов авиационного института, и казалось, всех хотела бы поиметь в любовниках. В неприятной кровавого цвета кофтенке явилась философичка Марина Петровна. У нее была очень характерная черта – длинный нос, про нее так и говорили: «Вся ушла в нос». Зато нос этот был очень чувствительный и всякий раз вовремя являлся туда, где что-либо затевалось.  Подобно собаке гончей породы, она Марина Петровна  носом чуяла неприятности и приятности одновременно. И так она здесь, считалось – пока «Носуха» не явится – дело не начнется.  И вот объявляют – «Сказка о царевне Несмеяне». Нет , это не детская сказочка это шуточная пьеска, в основе которой традиционный сюжет про Емелю и царевну Несмеяну но на новый лад. Сценарий сочиняли всей группой, и весь этот бред я старательно зарифмовала – это для меня всегда не составляло труда. Сказка в стихах получилась пошловатая, но веселая, мы хотели понравиться авиаторам.
     Поднимается занавес. На сцене якобы царский дворец.  Я изображаю ту самую вредную царевну Несмеянку, которая напрочь отвергает всех женихов и бесконечно ревет фальшивыми слезами. Восседаю «на троне» – это огромная кровать  с горою подушек. Рожа бокового занавеса оскаблилась складкой – мне подсказывают за занавесом текст – видно я слишком затянула паузу. Но я все помню, ведь это моего сочинения стихи, я просто волнуюсь. Зал на меня уставился в ожидании. Наш режиссер, сидящий в первом ряду, скрывая усами свой рот, фальшиво улыбается. И вот наконец, раздается мой голос. Удивительно звонкий, пронзительный, почти визгливый, от волнения, но все же это подходит к моей роли взбалмошенной принцессы, визглявый, сопранистый голос здесь в тему. А зрительный зал как стоголовое чудище, между тем, все пялиться на меня.  От волнения не знаю что делать, бросаю одну из подушек в зал. Конечно, она не долетает, остается на сцене, но эффектный жест получился – аплодируют. Я приободрилась, осмелела, подумала: «Значит мне все можно!» Скачу по сцене, а между тем трусы сбежали, вернее те панталончики, что мне тщательно подвязывали под мое пышное короткое платьице, похожее на крем-брюле, видать, не так уж тщательно подвязали, как прилагали усилия. Зал разразился хохотом. Я стала лицом подобна свекле, но все же с патетикой продолжаю свой текст, а трусы – да ну их, надеваю в замешательстве себе на голову.  Все смеются еще больше.  На сцену выкатывается трон с королем – моим «папенькой» – царем Горохом, он что-то говорит, потом  кривляется кагорта женихов, я им дерзко  отвечаю: «Надоело, надоело, Несмеяна я царевна, Надоело мне все скучно!»
     Но вот является он – Емеля на печке, что-то шутит, говорит, снимает трусы с моей  лохматогй головы, хватает меня в охапку и увозит в счастливую жизнь.
       Занавес закрывается, зрители хлопают и шумят, кто-то даже выкрикнул «Браво». Но мне так стыдно!  Я даже не остаюсь на бал, ради которого собственно здесь все и устраивалось. Пусть пляшут без меня…
    Бегу по улице, реву ревмя, кажется мир рушится подо мной , все так плохо!  И вдруг вижу трехлапая псинка подзаборная скулит и жалобно так смотрит. И я думаю: «А ей то хуже чем мне, ей так одиноко и так больно в этом мире и еще потеряла лапку на этой дороге, где вечно спешат машины, никому нет дела до нее. Я нагнулась к ней, хочу погладить, боится, я достаю сардельки – все, что купила перед спектаклем для ужина и скармливаю ей.  И мне становится  так хорошо, ведь я сегодня, хоть кого-то сделала счастливым!  А если кто-то счастлив, кто-то благодарен тебе , то это счастье и на тебе отражается. А все остальное так – ерунда! Если я люблю этот мир, то все равно и мир полюбит меня, все равно!

Елена Черняева.