Бла, бла, бла Юрия Шмелева
Давно ломаю голову, как бы точнее определить журналистское творчество Юрия Шмелева. Оно в изобилии представлено на страницах «Звезды Поволжья», что ни номер, то статья во всю полосу. И вот, о чудо, Бог надоумил – сам же Шмелев и приходит мне на помощь. Одним росчерком он решил труднейшую для меня задачу. «Бла, бла, бла, дебаты» – значится в названии его последнего выступления. Умри – но лучше не скажешь! Хотя, конечно, Шмелев вовсе не фельетонист, и его никак не привлекают лавры остроумца Задорнова, только и стремящегося к тому, чтобы выбивать безостановочный смех у своей аудитории. Нет, он человек весьма серьезный и ставит столь же серьезно-ответственную задачу – внести свою лепту в решение проблемы межнациональных отношений. Но вот незадача – он и сам не замечает, как склоняется к невнятному бормотанию, придать смысл которому способен разве что один Михаил Задорнов благодаря своему немалому дарованию – завидному для многих исполнительскому искусству. Статья Шмелева отнюдь не предназначена для сценического эффекта. Тем более вызывает удивление принятый им фельетонно-задорновский тон – бла, бла, бла... Но все предначертано в мире, в том числе, если задуматься, и этот шмелевский парадокс.
Сам по себе Шмелев, конечно, человек глубоко положительный, без всяких там притязаний на какое-то особенное внимание к своей особе. Он заботливый семьянин, растит внуков, у него, как он признается, много друзей, в том числе и татарской национальности. А когда он вскользь упомянул (что также говорит в его пользу), что имеет пенсию, едва ли превышающую установившийся в республике жизненный уровень, я проникся к нему чувством искренней симпатии как к человеку чести, исполненному внутреннего достоинства и вместе с тем и чувства искренней заботы о мире и благополучии в общем для нас доме – Республике Татарстан. Но личные качества кого бы то ни было из нас отнюдь еще не гарантируют жизнеспособности наших идей. Платон, что называется, друг, но истина куда дороже. Даже беглый взгляд на тексты Шмелева вызывает массу вопросов, на которые трудно подыскать сколь-нибудь вразумительный ответ. «Давайте жить дружно», «Я за дружбу», «Давайте жить равноправно» (хотя, конечно, трудно уяснить, что же это за штука – «равноправная жизнь») – таков ведущий программный мотив Шмелева («ЗП» N19, N21, N25). Остается разве что добавить еще один из его пунктов – «законность и гласность», чтобы завершить этот сугубо просветительский проект. Но скажите, кого просвещает наш автор? Кто из нас, будучи в здравом разуме, осмелился бы утверждать обратное? Однако он снова демонстрирует воодушевляющий нас пример. «Я гражданин», – шлет он весть во все концы света, явно ориентируясь на незабытый у нас советский клич: «Я юный ленинец», «Я пионер». Поистине незапятнанно чист и светел в своих помышлениях наш Юрий, но прямо как дитя, столь простодушно верящее в действенность своей речевки: «Мирись, мирись и больше не дерись!». Но что умиляет в лепете младенца, то, конечно, плохой знак в устах многоопытного мужа. В том и неповторимость Шмелева, что он со смелостью детсадовца – «я сам!» – берется судить о серьезных проблемах, имеющих отношение к вопросам государственного строительства, теории наций, развитию культуры, языка, о которых он уже ввиду самой их масштабности имеет весьма смутное представление. Впрочем, он и сам признается, что звезд особенно-то не хватает, что всего лишь обыватель, то бишь мещанин, имеющий, однако, все права на изъявление своей точки зрения. Отдадим должное прямоте нашего автора. Он ничуть не отклоняется от провозглашаемой им установки на обывательский кругозор. Например, он старательно живописует в своей статье тип ярого националиста, угрожающего расправой в адрес наших русских соседей. Но ведь с такой же легкостью можно было бы привести и обратные примеры – повторяющиеся еще со времен царя Гороха нападки в адрес татар. Безнадежное это дело – черпать себе доводы в среде экстремистов с их явно подложным интернетским именем, которых одинаково хватает и с той, и с другой стороны. То он вдруг вспомнит поучительную историю о том, как один владелец дачного участка повздорил с другим и что из этого потом последовало. Создается впечатление, что он-то и есть первооткрыватель этой темы и не было никакого Гоголя, горько сетующего в своей повести о двух Иванах на несовершенство человека, напрасно истрачивающего свои силы в распре с придуманным им же самим черным фантомом – своим соседом, в сердцах наградившим его кличкой Гусак. И чем банальнее сюжеты, о которых он живописует, тем убедительнее кажутся ему те прописные истины, которые на этой основе он изрекает. Но кто же их не знает, разве что тот же ребенок, сознание которого ориентировано на один только светлый солнечный мир, без царящих в нем зла и жестокости. Отсюда и пронизывающая его статьи «легкость в мыслях необыкновенная», о которой говорит тот же гоголевский персонаж, пусть он выступает теперь под другим именем. Тут тебе и проект федеративного устройства страны, и программа «новой федеративной партии», победное устранение системы коррупции или же рецепты по скорейшему решению национального вопроса. Но ведь все эти прожекты столь же глобальны, сколь и поразительно легковесны, чтобы можно было серьезно полагаться на их практическую реализацию. Так и закрадывается червь сомнения, а сознает ли наш реформатор в полной мере то, о чем он так громогласно вещает? Или все это он произносит лишь для сотрясения воздуха, как тот петушок – я прокукарекал, а там хоть не рассветай! В особенности показателен здесь вопрос о вновь создаваемой партии, которая ни много, ни мало «должна укоротить власть вертикали». Для этого в первую очередь нужно сколотить «инициативную группу», и дело партии начнет продвигаться вперед. Но кто даст ей ход, кто готов выложить под нее свои миллионы? «И однако, – искренне удивляется он, – никакого отклика не получил» («ЗП» N27).
Итак, совершенная фантастичность, заоблачность мечтаний, которые у него полностью заслоняют, закрывают представление о реальной действительности. Априорность, умозрительность построений Шмелева, исходящего исключительно лишь с точки зрения обыденного, читай, обывательского, сознания, которое он и не скрывает, особенно ясно просматривается на примере его отношения к культуре. Я уже имел возможность поправить подобных знатоков, которые обнаруживают поразительное верхоглядство применительно даже к собственной великорусской культуре (открытия Агафонова). А что же говорить об их отношении к татарской-то культуре? Когда они не знают ни ее истории, ни языка, на котором она создается, и, разумеется, ничуть не задумываются о проблемах национальной психологии, которая находит в этой культуре свое естественное отражение. Нет, все это от лукавого. Зачем огород-то городить, здравый смысл и так подсказывает, какие у нас славные достижения. И все, кто сомневается, должны будут поверить словам Шмелева: «Татарский язык применяется повсюду – и в общественных местах, и на транспорте, и везде, куда может обратиться любой гражданин. А пресса, а радиоканалы, а дискотеки, молодежные тусовки»? («ЗП» N21). Захватывает дух, в какое бурное движение, оказывается, пришла у нас татарская-то культура. И пределы ее знает один лишь внимательно надзирающей за нею Юрий Шмелев. А для вящей убедительности он задает уже явно риторический вопрос: «И этого мало»? Конечно же, много, даже очень. Простите, но это же зона, которую отводит для нас столь братски, человеколюбиво настроенный Шмелев. Все, доехали! Или дошли до точки, за которой надежно огражденный со всех сторон, с обязательными для него вертухай-надзирателями на вышках, далеко не забытый, вечно живучий железный ГУЛАГ. Этого, конечно, он не говорит, ни в коем случае. Как можно – «шаг влево, шаг вправо – расстрел»! Он гуманен, наш автор – живите, развивайтесь себе, но только в строго отведенных границах. Дифирамбический текст Шмелева воспроизводит один только внешний, показушно-стендовый культурный пласт. Он, этот пласт, в состоянии лишь к фиксации, закреплению того, что достигнуто в прошлом, и лишен способности саморазвития, как неживая бабочка, пришпиленная булавкой среди других экспонатов музейного стенда. Это культура резервации, о которой по странному недомыслию не подозревает один Шмелев. Ее можно расписать в какие угодно цвета, представить как этнографическую редкость, диковинку, наконец. И все же она останется только игрушкой, забавой в глазах пресыщено скучающей аудитории. В чем, однако, дело и как это оказался возможным подобный прецедент? Всегдашняя склонность Шмелева к малосодержательной, но прекраснодушной риторике, плюс тот же пресловутый комплекс обывательщины ведут его к неизбежимому для него отождествлению граждански поведенческих, юридически правовых норм с теми, которым следует искусство. Кодекс юрисдикции неприкосновенен, иначе он отступит от главной своей функции – быть гарантом гражданского согласия. Деятель искусства, наоборот, разрушитель. Он большей частью отклоняется, отступает от существующих норм, чтобы создать свой кодекс, свои правила искусства, иначе он не творец, а всего лишь копиист-подражатель.
Известный в литературе пример. Толстой, чье становление проходило, в том числе, и здесь, в Казани, о чем так блистательно поведал рано ушедший от нас Ефим Григорьевич Бушканец в своей книге «Юность гения», так вот, наш земляк, нареченный провидчески Лев, знал, как получше можно было бы написать «Войну и мир». А между тем это величайший роман, равного которому не было во всей истории мировой литературы. Иначе, настоящее искусство не знает границ совершенства, оно неостановимо в своем движении к его горизонтам. Иначе полагает Шмелев. Подобно щедринскому герою, все пытавшемуся остановить движение реки, он стремится предельно сузить, ограничить наш национально-исторический культурный горизонт. Но не станем брать греха на душу, не одному лишь Шмелеву присуще это стремление – быть недремлющим оком царево-государственной обуздательской машины. Она, эта система, складывалась постепенно, на протяжении многих столетий. Русский человек как психологический тип, жил, взращивая в себе сильнейшее ощущение такого фактора, как пространство. Обуреваемый жаждой природного любопытства, он всегда стремился вдаль, за видимый горизонт, подчиняя своему влиянию все новые и новые земли. А к ХХ столетию стал во главе огромной империи, простиравшейся от моря и до моря. Этот пространственный зуд, который, каждый в свое время, перенесли и другие народы, со всеми вытекающими из него клиническими последствиями, вполне усвоил и величайший монстр нашей ближайшей истории, почивший в бозе Эсэсэсэр, решающим государствообразущим началом в структуре которого был, конечно, тот же великорусский человек. Как было тут ни предаться искушению и ни стать на путь гордыни, раз он и есть истинный носитель столь могущественной пространственной воли, захватившей своим влиянием едва ли не полмира – вместе с так называемым «социалистическим лагерем». Но вот столь радующий сердце несметный пространственный окоем стал неудержимо сужаться. А психология в значительной степени осталась та же. Она в ностальгических воспоминаниях о былой, всесильной национально-державной мощи. Татарское сознание, напротив, питается будущим, несет идею равноправия со своим российским соседом, манящий лик которой стал прорисоваться для нас с началом перестройки.
Прежние, подчиненные русскому скипетру народы, стали строить свои самостоятельные, независимые государства. А что же с психологией? Свойство глубоких, внутренних пластов сознания – она никак не подвержена столь радикальному изменению, которые произошли во внешней, социальной структуре нашего бытия. Она, по существу, осталась прежней, несет в себе память о былой, улетучившейся, но ведь и действительно имевшей место бесспорной мощи народного сознания.
Октябрь КАДЫРОВ.
кто такой шмелев?почему редактор его все время печатает?может,знакомый,а может, родственник со стороны жены.а может, дело тут в гонораре?однт вопросы...по фотографии судить,вроде не буйный
Шмелев просто зомбирован тоталитарным советским воспитанием, поэтому он так узко и примитивно смотрит на мир, он не может подняться выше ущербной имперской идеологии, т.к. она у него в крови.
С этим уже ничего нельзя сделать. Надо просто не придавать этому явлению большого значения, оно само по себе, по мере развития общества исчезнет естественным путем.
Как это не придавать этому явлению большого значения? Бытовой империализм и порождает государственный империализм. Шмелев человек неплохой,конечно. Но он словно стиснут в тисках пропаганды, которой сотни лет.И это массовое явление. И корни бытового империализма нужно выявлять.
В лучшем случае разглагольствования Шмелева сводятся к банальному высказыванию кота Леопольда "ребята, давайте жить дружно". Но какая может быть дружба между русским и татарским народами, если татары находятся во всех отношениях в подчиненном положении у русских, если татары даже не имеют права сменить алфавит без разрешения русских? Дружбы между неравными быть не может, это все умные люди знают с древнейших времен. А Шмелев или не знает этого, или он не очень-то умный человек.
Кто читает его статьи ? Время только тратить!
В последнем номере ЗП сей г. жалуется, что татарские националисты его не хотят понимать. Мол, простой народ давно уже живет дружбе и согласии. Не знаю, откуда он взял эту дружбу. Если твои сородичи в Кремле грабят татар, отбирая у него все 85 процентов доходов, то это по нему является знаком дружбы. Ну и циник же г. Шмелев! Плачет, что если Татарстан отделится от России, то последняя распадется. Ну, если это так, то спрашивается: почему ты грабишь свой фундамент? Неужели серьезно рассчитываешь, что на очередном поворотном пункте в судьбе Эрефии татары вновь останутся со своими оккупантами? Дудки. А то, что, мол, вот русские предложили соорудить памятник павшим при взятии Казани вместе с убитыми тогда оккупантами, г. Шмелев серьезно считает демонстрацией дружбы между двумя народами. Что, вы, г. Шмелев, видели где либо во Франции фашистам и французским патриотам стоял общий такой памятник? Нет уже, спасибо, насильнику и его жертве общие памятники пока ставят. А если на это решится наместник Кремля в Казани, то можно ожидать с большой вероятностью, что русскую часть такого памятника зарисуют черными красками и заплюют. Это будет настоящей провокацией, призывом к конфронтации. Тоже мне умник нашелся чем «укреплять» дружбу. Если ты действительно озабочен проблемой, то скажи сородичам в Кремле: ну, пожалуйста, не грабьте так безбожно. Я уже не говорю, что сей г решится на просьбу вообще не грабить татар, на чьей земле он живет. А так, он цинично утверждает, что требование татарских националистов брать всего 10 процентов налогов нереальным. Вот где раскрывается истинная сущность оккупанта! Демагогией нас, татарских патриотов не возьмешь. Занимайся чем-нибудь полезным.