Ахмет Саттар (ч.3)

     Продолжаем интервью с бывшим старшим метрдотелем Кремля Ахметом Саттаром:
     – Вы говорили о трагических событиях в Ташкенте во время неожиданной смерти руководителя Индии Шастри.
     – Нас четверо и еще индийский повар, мы сидели в комнате примерно десять квадратных метров. Сидели мы на маленьких табуреточках примерно в метре друг от друга. Лева себя не видит, я смотрю, он поседел. И у него губы дрожат. И мы были уверены, что это он отравил. Мы, крестьянские дети, не могли на отравление пойти. Индийский повар сидит и плачет. 
     – Что это за переговоры были?
     – Была большая война между Пакистаном и Индией. С танками, самолетами, и наша страна выступила посредником заключения перемирия. Поручили вести переговоры Косыгину. Мы вместе с протокольным отделом МИД, я как старший группы обслуживания Кремля, обслуживали переговоры. В ходе подготовки я каждый вечер докладывал Косыгину, как она идет. В подвалах дворца в Ташкенте я нашел даже завернутую в солому хрустальную посуду. Я даже в Кремле такого не видел, это была посуда из черного хрусталя, рюмки. 32 прибора эмира бухарского, золоченые. Но их подали только для переговоров индийской и советской делегаций. Потом были уже большие банкеты. Нам все подчинялось. В Ташкенте даже ГАИ московским заменили. Я закрыл два ресторана на быстрый ремонт. Косыгин хотел представить меня к ордену Дружбы. Но не получилось. 
     – Вернемся к Высоцкому.
     – Тогда я еще жил на Арбате, во время нашего первого знакомства. Жил я один. Я привел Высоцкого к себе и открываю холодильник – коньяки «Наполеон», «40 лет Армении», паюсная икра, красная и черная, балыки. Он смотрит удивленными глазами – слушай, откуда это? Увидел антикварную койку мою, спрашивает: «Откуда у бедного поэта такой антиквариат?». Он сразу лег на койку и давай на гитаре играть. Потом вышел фильм «Короткие встречи», и он в нем милуется с Кирой Муратовой почти на такой же койке, фильм в Одессе снимался. Моя койка редчайшая. Эту койку мой дед привез в 1907 году из Турции. Так вот, я отвечаю Высоцкому: «Извини, Володя. Я не бедный поэт. Я старший метрдотель спецгруппы Кремля». Он был очень удивлен. Говорю ему: «Я там не хочу всю жизнь работать, я хочу быть поэтом, как и ты».
     – Эх вы, молодой, глупый.
     – Работая в Кремле, из-за своей страсти к поэзии я входил в диссидентские круги. Эдмунд Иодковский тогда был главным редактором газеты «Литературные новости». Я и с Евтушенко был хорошо знаком. Меня тогда в «Литературные новости» пригласили Булат Окуджава и Александр Иванов, я был там зав отделом национальных литератур. Иодковский был автором песни «Едем мы, друзья, в дальние края…» и хорошей песни о Джалиле «Пусть из нас кому-то быть убитым, но никому из нас не быть рабом…» Мы в этой газете все самиздат на машинке печатали. 
     – У вас все было, и первые лица республики вас уважали. И потенциал роста был. 
     – Меня начальники любили. Михаил Георгадзе пригласил к себе на дачу и просил: «Алексей, дай мне хороших женщин из числа официанток». Во время съезда я ему представил одну, Наташу, он сказал: «Годится». Потом еще одну представил. Они сначала испугались, что у него на даче будут работать. Георгадзе был страшно богат. Он руководил грузинской мафией в СССР. Он из-за этого и умер. Умер прямо в кабинете Андропова из-за инфаркта, когда ему Андропов предъявил документы о его деятельности. За ним был «хвост» в последнее время. Я в то время на грузина был похож, наверное, поэтому Георгадзе ко мне благоволил. Георгадзе понимал толк в обслуживании. После того как я определил ему двух красавиц, он мне сказал, у него уже пожилой управляющий делами президиума Верховного Совета СССР. Он хотел отправить того на пенсию и вместо него взять меня. Михаил Георгадзе был секретарем президиума Верховного Совета СССР. Мы с Георгадзе не одну бутылку выпили. Я заканчивал университет и написал рапорт в связи с тем, что Георгадзе приглашает меня быть управляющим делами президиума Верховного Совета СССР. Мое начальство мне сказало: «Ты не можешь уйти, к тебе привыкли. Расти будешь в Кремле, если хочешь расти. Скоро полковник Сахно, начальник кухни Кремля, уходит на пенсию. В перспективе можешь его заменить». Меня даже вызвал Александр Блохин из Девятого управления КГБ и сказал: «Я тебя уважаю, ты замечательный парень, на моих глазах ты вырос, тебя Брежнев уважает. И я тебе скажу по секрету, за Георгадзе «хвост». Погоришь и поломаешь себе судьбу». Я Георгадзе отказал. Он сказал: «Ну хорошо, а кого бы ты рекомендовал?». Я одного рекомендовал, а ему предложили стать замминистра торговли по общественному питанию. Прошло немного времени, Андропов вызывает Георгадзе к себе и предъявляет ему досье. Потом сказали, что Георгадзе умер не в кабинете Андропова из-за инфаркта, а в машине скорой помощи. Но там он был уже, скажем так, полумертвый. Так было. 
     – Видите, сколько вы закулисных секретов знаете. И не пишете мемуары, а пишете рубаи. У нас в Казань приезжал митрополит Иларион, руководитель Отдела внешних сношений РПЦ, человек номер 2 в иерархии РПЦ, талантливый композитор. Он пишет с легкостью Моцарта и глубиной Шостаковича. И этот талант в нем прорывается, я даже спросил его, кем он себя ощущает внутри, композитором или священником. Это же не спрячешь. Он не зря недавно выступил с критикой Сталина, это в нем творческий дух прорывался. Его Путин очень уважает. 
     – Я много о Сталине размышлял, потому что работал в Кремле. Я, например, играл в бильярд на столе, на котором играл Сталин. Я считаю, что Сталина сделало время. По-другому в этой огромной стране, выросшей на пьянстве и бандитизме, было нельзя. Он оправдывал эту политику тем, что нужно «поднять» Россию. Я татарин, но я русский татарин. 
     – Вы не русский татарин, вы, скорее, патриот империи. И вы зачарованы огромным культурным пространством России и СССР. Вы империалист не в силу того, что вот классические имперские отношения, скорее у вас эстетический империализм России.   
     – Я считаю, что, разрушив СССР, Горбачев и Ельцин совершили преступление. Сталин учился в семинарии. Его обращение «Братья и сестры!» во время войны было не случайным. Он не сказал: «Товарищи!». «Братья и сестры!» – это о многом говорит, то есть он обратился к народу не как коммунист, не как царь, а как отец. Он понимал свою ответственность и считал, что в его окружении нет, к сожалению, никого лучше его. По духу, по мудрости. 
     – А если бы он вас посадил, отправил на Колыму? У вас родители не пострадали? Вы же Шаламова и Солженицына читали?
     – Мой отец пострадал. 
     – При царе было не так жестко, как при Сталине, и было гораздо лучше жить народу. Зачем нужен был этот коммунизм, зачем страдало столько людей, коллективизация, миллионы от голода погибли, только в Татарстане миллион. Зачем нужен был этот ужас? Всю татарскую интеллигенцию расстреляли в Свияжске. 
     – Сталин боялся буржуазной культуры. Он считал, что это негативная культура. Он боялся, что эта культура разлагает страну. Это была большая ошибка, потому что мы чуть не проиграли войну. Вина Сталина была в том, что он даже Ивана Грозного превзошел в «железной руке». По масштабам он был сверхжесток.
     – Может, это все-таки была паранойя?
     – Это была паранойя идеи. Практика подтвердила, что Сталин хорошо разбирался в русском народе.
     – Сейчас в русском народе 60% оправдывает Сталина, он сделал Россию сверхдержавой. В республиках СНГ, интересно, такие же результаты? Колоссальным количеством жертв удалось победить. Есть воспоминания очевидцев, некоторые комдивы бросали людей на немецкие пулеметы, чтобы по большому проценту потерь быстрее часть на доформирование в тыл отвести. Новый Сталин нужен России? Сейчас мы эволюционируем к сталинизму?
     – Мы уже научены горьким опытом сталинизма. Народ сейчас такого не допустит. Народ сейчас смелее и умнее. Все-таки сейчас больше демократии. Я, например, осуждаю Путина за чеченскую войну. И это заигрывание с русским национализмом мне не нравится. У меня был шок, когда в Москве и в Питере возникли молодежные фашистские организации. Это результат того, что Путин акцентировал политику на «русском духе», на «русском мире». Они не понимают, что у нас в столицах каждый второй сейчас – это не русский. Русская культура уходит. Только татарская диаспора в Москве очень мощная, миллион человек. 
     – У меня такое ощущение, что татары начинают вытеснять евреев и это поощряется Путиным. 
     – Татары уже в Москве не дворники. Сейчас нет в Москве дворников-татар. Масса первоклассных ученых и бизнесмены. Дети татар из московских дворников – крупные бизнесмены или академики. Например, профессор Ахтамзян – он сын дворника. Генерал-полковник Салахутдинов с нами сидел на праздновании дня рождения Тукая – сын дворника. Мы уже такие.
     – Как вы себя чувствовали в Кремле как татарин? К вам хорошо относились или чувствовался бытовой национализм? Всякое такое «татаро-монгольское иго»?
     – Был единственный случай, когда меня по национальности оскорбили. Это был Александр Кулюков, полковник КГБ в отставке. Он был мой начальник, их три сменилось за мою службу. К нам всегда назначали отставников из КГБ, а нужно было назначать из области культуры, потому что международный этикет был разный. Европейский этикет, японский, арабский и т.д.
     – Но главное – безопасность, чтобы отраву не подкинули.
     – Это была забота кухни. А наш полковник КГБ в отставке делал глупые замечания против элементарного этикета. Например, он на приеме распорядился вилки положить острыми концами в стол. Прием был в Грановитой палате. Он сказал, что так ложки лежат устойчивее. Но я ему ответил: «Вы что делаете? Это неправильно». Он меня невзлюбил, напьется и говорит: «Ты, наверное, крымский татарин, ты черненький. Казанцы не такие, они все узкоглазые и маленького роста». Говорю: «Я нижегородский татарин». Он мне: «А знаешь ли ты, что твоих татар я выселял, как скотину, и шмонял, как врагов народа, в Крыму». Я на него пожаловался начальству, написал письмо Семичастному. Его выгнали. Лет через тридцать его встретил, он работал сторожем в ресторане «Прага».   

Беседовал
Рашит АХМЕТОВ.
(Продолжение следует.)

На снимке: Ахмет Саттар.