За гранью земной жизни (околосмертная практика)

     Эта история произошла давно. В расцвете моей хирургической славы. В то время я, молодой хирург, готовился в командировку в Африку. 1970 год. В хирургическое отделение Нижнекамской ЦРБ поступила женщина с желтухой, лет 45 с повышенным весом, но еще сохранившая былую красоту. Обследование показало наличие большого камня в желчном пузыре и мелких камней в печеночных протоках, которые самопроизвольно выпвдая, могли закупорить проток в области Фатерова сосочка. В надежде, что все образуется, больная выждала неделю и лишь с потемнением мочи она вызвала «скорую» и была доставлена в больницу.
     Имея привычку перед операцией беседовать с больными, успокаивать их, я зашел к ней, чтобы уверить ее, что все будет хорошо. Она поблагодарила меня за внимание и рассказала, что видела сон, что умерла. И с этой минуты тревожный страх, что она не вернется с операционного стола, не давал ей покоя.
     Уверенный в себе, я постарался ее убедить, что операция не сложная, под наркозом болей не будет. Я был столь убедительным, что она, поверив мне, согласилась. Однако ее страх зарадил во мне минутное сомнение - не отправить ли ее в г. Казань, в РКБ? И я решил подстраховаться - взять себе в помощники своих лучших врачей. А.П. Булатов давал наркоз. Л.С. Шаров ассистировал. Операционной сестрой, как всегда, была В.Е. Витковская. Вначале все шло хорошо. Вскрыли брюшную полость. Приступили к ревизии желчных протоков. Сквозь толщу 12-ти перстной кишки двумя пальцами я успел нащупать застрявший камень.
     И в это мгновение Александр  Петрович, дающий интубационный наркоз, тревожным голосом попросил прервать операцию, так как внезапно перестало биться сердце, исчез пульс. Шаров крикнул мне: «Давай массируй сердце через диафрагму, а я буду проводить непрямой массаж сердца через грудную клетку».
     Что делал анестезиолог, я не помню, Вводил какие-то лекарства в систему, которая находилась в локтевой вене, мы с Леонидом Сергеевичем яростно колотили сердце с двух сторон. Слышен был лишь шум меха наркозного аппарата отечественной марки «Красногвардеец». В такие минуты люди невольно свои действия согласуют, как единый организм, и вся наша команда работала дружно, оживляя внезапно уходящую от нас больную, забыв о растерянности, которая обычно охватывает людей в такие неожиданные минуты бедствия.
     В те годы только-только внедрялась система реанимации профессора Неговского, которая проводилась путем непрямого массажа сердца и дыхания «рот в рот», если беда случалась вне стен больницы при внезапной остановке сердца (при инфаркте). Такие же картины можно наблюдать и сегодня. Самое интересное - профессор Неговский впервые предложил реанимацию, а потом, будучи в Америке, мы увидели, что этой методикой обладает каждый полицейский, так как у них внезапная смерть на улице наступает ежедневно, и полицейские - первые люди, которые поддерживают пострадавшего до приезда машины скорой помощи.
     В нашем случае это случилось в операционной, когда интубационная трубка и наркозный аппарат обеспечивали нам доступ кислорода в легкие, а мы, усиленно массируя сердце с 2-х сторон, обеспечивали доступ крови к мозгу. У Неговского было сказано, что с такими действиями нельзя опаздывать даже на 4-5 минут. Мы же приступили мгновенно, в момент остановки сердца, поэтому были уверены, что успеем. Обычно испуг и страх в такие моменты наступают позже. В тот момент я был уверен, что запустим сердце нашей пациентки. Никто не считал время, но вскоре анестезиолог сообщил, что пульс появился, да я и сам через диафрагму почувствовал, что сердце напряглось и забилось. Зрачки сузились, давление нормализовалось,  восстановление жизни прошло успешно, операцию можно продолжать.
     Операция завершилась извлечением камня из Фатерова сосочка, вернее, мы его просто выдавили в 12-перстную кишку. Дальнейшее послеоперационное течение прошло гладко, она выписалась, очень довольная, так как желтуха прошла и моча стала светлой. Испытывая к ней особую нежность, ведь ее жизнь досталась нам очень дорого, практически дважды в день заходил к ней и справлялся, как она себя чувствует. И вот в день выписки, чувствуя себя в безопасности, она мне рассказала следующее:
     - Знаете доктор, я вам очень признательна, что вы спасли мне жизнь. Я страшно боялась умереть во время операции, хотела уже совсем отказаться, но вы были столь убедительны, что я согласилась под ваши заверения, что все будет хорошо. Оказывается, страх был столь силен, что накануне видела сон, что я умерла, не перенесла операцию. И этот страх не покидал меня ни на минуту, даже когда я уже была  на операционном столе. Очутилась я каким-то чудом на огромной лампе и видела себя внизу, на столе, покрытой простынями, и вас, слышала, как вы сказали: «Если бы знал, что так будет - лучше бы отправил в РКБ», Шаров сказал: «Не вини себя, не время для раскаяния, лучше занимайся массажем сердца». А Булатов сокрушался, что впервые сталкивается с таким явлением. Когда мне наскучило наблюдать за вашими действиями, я через стенку пролетела в свою палату и увидела товарищей по палате, которые переживали за меня, и говорили: «Она так боялась, интересно, как проходит операция». Я хотела им сказать, что все хорошо, я с вами, но они меня не видели и не слышали. Я чувствовала себя очень комфортно и хотела еще полетать, но тут появилась моя старшая сестра, почему-то молодая, которая умерла 5 лет тому назад, и убедила меня, что остается мать одинокая, что мне надо вернуться обратно и заботиться о матери. И что еще не пришло время быть вместе с ней. С этими словами она меня проводила в операционную, где я внезапно оказалась в своем теле, то есть ожила. После ничего не помню, проснулась в палате.
     Мне стыдно за себя, что доставила вам столько волнений. Мне было там наверху так хорошо, что я теперь не боюсь смерти и остаток своей жизни буду ходить в церковь и благодарить Бога за счастье жить».
     Я еще не знал тогда об околосмертной практике, поэтому не догадался спросить, разговаривала ли она с тем ярким светом, от которого исходит безграничная любовь.
     Будучи главным хирургом этого строящегося города, основную тяжесть хирургической патологии, особенно по неотложке, я брал на себя, поэтому  и не удивился, что у нее из-за страха смерти при предшествующей операции остановилось сердце. Однако, то, что в таком состоянии она пересказала все, что мы делали и говорили в операционной, меня сильно  озадачило и я не нашел верных слов и объяснений тому, что с ней произошло, кроме как сказать, что операция была большая, наркоз был глубокий и наркотический сон навеял ей эти видения.
     Я, как и все советские хирурги, воспитанные в духе материализма, не мог и мысли допустить, что душа и мысль могут оторваться от мозга, выйти из тела и существовать какое-то время самостоятельной жизнью. И в тонкой материи встретиться со своими, давно умершими родственниками. Удивило только одно, что старая умершая сестра оказалась молодой, как в юности.
     Готовясь к отъезду, перегруженный передачей пациентов Шарову, я на какое-то время позабыл об этом происшествии, и до сих пор упрекаю себя, что не сохранил ни ее фамилии, ни ее истории для сегодняшнего дня.
     Через много лет, вернувшись из Африки в Нижнекамск, я застал следующую картину: Ф.М. Хайбуллин закончил строить 2-ю городскую больницу, пригласил к себе Булатова, а Шарова постигло несчастье. Он много курил - до двух пачек в день, несмотря на мой запрет, поэтому в течение следующих 5 - 10 лет ему ампутировали одну ногу, затем вторую, а потом он заболел раком легких. Все это было предсказуемо, он это знал. Это был прекрасный хирург, каких я нечасто встречал на своем пути, сделал для него все, что смог.

     Ваш доктор
Г.Г. ИСМАГИЛОВ,
заслуженный врач России.
    (Продолжение следует.)