Волкострелов
В Казани в творческой лаборатории «Угол» прошли новые мини-гастроли петербургского театра Рost Дмитрия Волкострелова, организованные фондом «Живой город». Были представлены три спектакля: «Июль» по пьесе супермодного драматурга и режиссера Ивана Вырыпаева, «Я свободен» по композиции Павла Пряжко, «Молчание на заданную тему», как его охарактеризовали, «спектакль-клон». В «Июле» и «Молчании» была занята ведущая актриса театра и помощник режиссера Алена Старостина, в «Я свободен» участвовал лично 33-летний режиссер. Как известно, Дмитрий Волкострелов имеет «Золотую маску», три премии Петербурга «лучший молодой режиссер», он считается «лидером молодой режиссуры в России».
Традиционный театр Волкострелов иногда называет музеем. Он часто отвечает актерам на их вопросы, как решать роль: «Я не знаю». Но это старый повторяющийся ответ мастера дзэн на вопрос ученика. Волкострелов говорит, для него важен Питер Брук, потому что «в нем нет догматизма». Кредо Волкострелова - работа с текстом, для него важно раскрыть «многомыслие» текста. Самым значимым драматургом современности считает белорусского Павла Пряжко. С ним у него «тандем», режиссер считает, что у Пряжко отличные тексты, отражающие ритм и настроение современности. Конечно, Вырыпаев предлагает более западный «эмоционально-патологический» театр, чем Волкострелов. Как говорит Вырыпаев: «Жизнь полна страданий, глупостей, нелепостей, обмана, старости, умирания, несправедливости... Цель внутри меня - как можно полнее, острее, живее проживать эту жизнь. Ничего эзотерического, мистического... есть много в этом пространстве противоположных, хаотичных энергий... мне бурелом может быть ближе по ощущениям... открыточность (как в Германии. - Прим. ред.) кажется нарочитой... запрет, который давит - запрещение мата... мои герои потерянные какие-то... и они матерятся, причем красиво... мат - часть культуры». В принципе действительно, новую драму представить без мата невозможно, он дает ей экспрессию и энергию.
Сюжет «Июля», через который рефреном идет фраза на экране и которую повторяет Алена Старостина: «В июле меда нет», иногда добавляя: «Мед только в августе» - о параноике. Он убивает бомжа под мостом, убивает бродячую собаку и ест ее, убивает корову, ударом пудового кулака по голове делает сумасшедшей жену, убивает в алтаре церкви старушку, его спасает поп, так он и его убивает и разрезает на кусочки, лежит, связанный, в психиатрической больнице. Название месяца июль, как известно, произошло от Юлия Цезаря, в пьесе есть об этом упоминание. Текст, в котором сообщается о массе эпатажных событий, «давит» на зрителя, выводит его из благовоспитанной реальности, зритель погружается в мир агрессии и паранойи, его сознание как бы загоняется в «шизофреническую нишу».
Спектакль Волкострелова-Вырыпаева есть действительно «спектакль шизофрении», причем тяжелой стадии, зримо видишь, насколько шизофренична жизнь в России, ибо что есть постоянное состояние двоемыслия в России, как не классическая шизофрения (Солженицын также характеризовал это состояние, как тотальное «придуривание»). Текст идет от лица физически сильного мужчины, и довольно изящная, «тонкокостная», симпатичная Алена Старостина, читая весь этот шизофренический бедлам пьесы ужасов, выглядит устало, бледно и несколько инфернально, как белые ночи Петербурга. При этом она иногда применяет прием странной, кривой, блуждающей улыбки, скорее даже порочной гримасы. Получается это у нее довольно вымученно. Может, это прием «клин клином вышибают», с помощью клина шизофрении из зрителя пытаются выбить приросшее намертво приспособленческое состояние социализированной шизофрении. Но видно, что актриса - девушка добрая по духу, внутренне цельная, и эти параноидальные тексты на подсознательном уровне у нее вызывают ощутимую реакцию отторжения.
В принципе, что бросалось в глаза у текстов Вырыпаева, а для Волкострелова текст - это главное, - отсутствие внутренней музыки, намеренная попытка подачи распада смыслов, хаос смыслов, «бурелом» смыслов. Баха, конечно, там не слышится, как в пьесах Шекспира. Это попытка заглянуть в другую реальность, правда, скорее прыжок в языческий мир низших духов, которые вызываются садизмом и обилием крови и экскрементов. Поэтому не случайно такие тексты. Иной момент, что и Волкострелову эти тексты, наверное, самому подсознательно не очень нравятся, но он принципиальный экспериментатор, театр здесь - действительно экспериментальная лаборатория.
«Я свободен» по пьесе Пряжко представляет собой демонстрацию около 500 слайдов с различными изображениями: моря с двумя старыми лодками, закатов, парков и домов Минска в туманной дымке, со скоростью примерно 5 секунд слайд. Волкострелов сформулировал задачу - слайд как текст. Иррациональность действия заставляет зрителя выстраивать самые замысловатые ассоциативные связи, хотя никакого связного и тем более причинно-следственного «якоря» между слайдами нет. Напоминает знаменитый тест Роршаха, где каждый видит расположение пятен индивидуально, исходя из собственной истории жизни. Разум, застигнутый врасплох, мечется, потом привыкает и впадает в состояние гипнотического транса. Я, кстати, очень хорошо отдохнул на спектакле.
Некоторые зрители не выдерживают. Один в середине действия вдруг довольно отчаянно воскликнул: «Я понял смысл, я свободен и могу уходить» и с шумом ушел. Конечно, это медитативный механизм обращения к зрителю, его внутреннему истинному «я», выключение рационального ума зрителя. Интересно прошел спектакль в Польше, у богатой аристократической публики, как рассказывает Волкострелов, один из солидных зрителей, уходя после спектакля, сказал ему: «Спокойной ночи, голый король».
Некоторые современные режиссеры говорят, что хотят превратить зрителя театра из наблюдателя в свидетеля. Мне кажется, Волкострелов хочет пойти еще дальше, он не только превращает зрителя в участника спектакля, но и пытается заставить его обратиться внутрь себя, на 180 градусов от сцены, и начать разбираться в драме своей жизни, вспомнить всю свою жизнь как единый иррациональный спектакль. То есть разместить сцену внутри мозга зрителя примерно так, как человек читает книгу и видит сюжет и героев в голове. Волкострелов только раза три произнес пояснения к этим пяти сотням слайдов, которые иногда повторялись. Одно было неожиданным: «Вот тут я изображен, некоторые говорят, что похож на Гитлера». Похож был, правда, слабо. В кадрах превалировало осеннее настроение, все было в дымке, и люди были одинокие, осенние, и одежда, неяркая, даже скорее однотонно уныло советская. Возникало ощущение межвременья, лето прошло, зима еще не наступила, но мне кажется, что Волкострелов мог бы и свои слайды добавить, помимо слайдов Пряжко, с белыми ночами Петербурга, настолько они выбивают сознание из разумно организованного порядка - день, а все спят.
Апофеозом волкостреловских медитаций стало «Молчание на заданную тему». Алена Старостина написала на стенде-треножнике вопрос «Зачем нужно искусство, например, театр?». Алена Старостина молчит, сидит, стоит, лежит в разных концах сцены. Зрителю предлагается коллективно помолчать час на заданную тему. Стандартная практика вопросов-коанов дзэн, остановить бешено несущееся заштампованное рациональное сознание. Правда, в дзэне упор делается как раз на тотальном отрицании текста, там медитируют на чистый лист бумаги. Потому что текст тоже манипулирует сознанием и эмоциями зрителя. Наверное, можно определить театральную технику Волкострелова как протестантский дзэн, очень он весь «прямоугольный», черно-белый, Волкострелов любит прямоугольное пространство, предельно-простое, например, прямоугольник двери. А жизнь принципиально не прямоугольна, не проста и неожиданна (как говорится у Булгакова: «Аннушка уже разлила свое масло»), да и с яркими цветами, Солнце, например, 5 миллиардов лет светит.
К Старостиной присоединилось несколько интеллигентных девушек, сели рядом молча, одна написала фломастером ответ: «Чтобы жить». Другая: «Да++!». Встал Артем Силкин, глава Свияжска, и могучими тренированными руками атлета-театрала написал: «Ответы напоминают девичий паблик в VK». На это девушка в очках вспорхнула и написала: «Мужской шовенизм!». Силкин опять встал и солидно, уничижительно исправил «е» на «и». Ему еще что-то в ответ написали. Зал хохотал. Он в ответ встал, хотел новый чистый лист открыть, стенд рухнул, он хотел его опять поставить, стенд опять рухнул, Силкин подумал минуту, глядя на рухнувший стенд, и с силой и ощутимой злостью вдруг пнул его ногой. Все это многозначительное молчание на заданную тему явно вызывало у него раздражение как бесцельная потеря времени. Для дзэна довольно тривиальная история, направить поток сознания внутрь и сломать инерцию сознания есть болезненный процесс, особенно для тех, кто внешне успешен и ему кажется, что он на правильном пути, все ответы нашел и все должны брать пример с его успешной карьеры. В дзэне же наоборот, часто чем неудачливее человек, тем он просветленнее. Внешний успех закрывает для человека иную реальность, и человек останавливается в процессе постижения жизни. Силкин, кстати, выглядел самым «живым» среди зрителей своим непосредственным поведением.
Все было необычно и интересно. Но у Волкострелова в театре есть один глубокий недостаток, по-моему. У него в театре нигде не присутствует Бог. Если человек не воспринимает Бога, то в зале театра существуют только актер и зритель. Центр энергии можно переносить на актера как в традиционном театре или на зрителя как в волкостреловском. Но на площадке всегда присутствует еще Бог, царит божественная сила. Наверное, традиционный театр можно сравнить с ньютоновой механикой, театр Волкострелова - с квантовой механикой. У него есть даже спектакль «Поля», где колхозные поля символизируют электромагнитные поля, а механизаторы и доярки ведут себя как элементарные частицы, описываемые принципом неопределенности, принципами суперсимметрии и закономерностями квантовой механики.
Однако мне думается, дело в том, что существует еще масса «неоткрытых» механик. Исключив существование Бога на сцене, пытаясь очутиться по ту сторону добра и зла, театр Рost сразу превратился в экспериментальное пространство, эволюционирующее к «не жизни», к потере смысла, к холоду отсутствия любви. Волкострелов в чем-то напоминает тургеневского Базарова. Он пытается опираться на умозрительный позитивизм, но это, увы, лишь поверхностный слой рацио, очередная попытка поверить алгеброй гармонию. Или, как там классическое - суха теория, а древо жизни вечно зеленеет. В спектаклях недостает тонкой поэзии, наверное, Волкострелов не верит в бессмертие души. Это главный вопрос - если ли жизнь post?
Рашит АХМЕТОВ.