Театр "У Моста"

       Пермский театр «У Моста» начал свои гастроли в Казани в современном отличном новом малом зале театра им. Качалова. Он привез казанцам четыре лучших, как выразился главный режиссер Сергей Федотов, спектакля. Федотов сказал на пресс-конференции, что давно мечтал побывать в Казани со своим театром, Казань всегда притягивала его своей мистической загадкой. И вот благодаря помощи А. Славутского, которого он высоко ценит, как «строителя» театра (таких театральных деятелей осталось весьма мало в России, считает Федотов) удалось организовать гастроли. Федотов сообщил, что в его театре за 25 лет всегда аншлаг, за прошлый год они заработали миллион евро, что больше, чем госбюджет театра. Славутский охарактеризовал театр Федотова как очень авторский театр и сообщил, что пригласил Сергея Федотова поставить в театре Качалова спектакль.
     Федотов заявил, что он экстрасенс, ангелы приходят к нему ночью во сне и рассказывают план спектакля, помогают принять решения, что он может усилием воли погасить свечи и продемонстрировал журналистам, как притягивается стальная вилка к его напряженному лбу, такое у него мощное психическое поле. Федотов ироничный, веселый, импульсивный, добрый человек, хотя видно, что внутри у него запрятан другой Федотов, что, естественно, он не так прост, не такой рубаха-парень, каким иногда хочет казаться, что внутри у него несгибаемый  железный стержень. В одном из своих интервью Федотов отметил, что идея «мистики» была рассчитана на 5-6 лет, а вот «действует» 25 лет и сейчас кажется неисчерпаемой. Это высвечивает проблему Федотова, вполне ли он сущностно понимает явление мистики, которое суть религиозное чувство единства человека с Богом.   То, что  Бог есть любовь –  основа любой религии. Вот это чувство  любви к божественному миру инстинктивно транслирует Федотов, рационально трактуя мистику для себя как некий интиллигентски-интеллектуальный  с характерным позитивистским налетом антропологический  базис. Отсюда существование двух Федотовых – советского кспэшного интеллигента, сформированного на «Науке и жизни» и жаждущего начинающего религиозного искателя. Он конечно, «пермский мистик», северный, сдержанный, ни парадоксальный дзен-буддизм, ни жаркий суфизм, ни баховский или шекспировский протестантизм, ни поэтический платонизм, ни католический костер веры он не переплавляет в огонь души на сцене, это «северный», североуральский космос. Удивительно, но закономерно, что он до сих пор не обратился, например, к сказам Бажова, а ему близок друид Мак-Доннах. 
     Он сообщил, что театр участвовал в более чем 100 международных фестивалях, получил около 30 Гран-при. И у него замечательный актерский ансамбль, причем первый «призыв» театра двадцать лет назад состоял исключительно из людей  «с улицы», без театрального образования. Он , кстати, хвалил актера из Казани Сергея Мельникова, который играет у них в труппе. Федотов в качестве кредо театра «У Моста» и своего театрального стиля провозглашает мистичность театра. На что Александр Славутский, сидящий рядом на пресс-конференции, поморщился и заметил, что театр Качалова исповедует принципиально реализм, и он не приемлет налет мистицизма и всякие модные современные театральные приемы типа голых женщин на сцене, когда они не несут художественной образности или многочисленных выпячиваний  проблем геев. Сергей Федотов подчеркнул, что у них со Славутским «приличные» театры и в его театр регулярно ходит батюшка  освящать помещение театра и спектакли, он « не связан» с темными силами, театр обращен к добру, к светлым силам и своим творчеством стремиться способствовать победе сил света над темными силами.
     Даже в триллере «Панночка» Н. Садур (спектакль идет на украинском языке, сам Федотов определяет его как спектакль-концепцию театра, он аналогичен «Чайке» МХАТа) силы света в конце концов торжествуют над силами тьмы. В спектакле есть монолог Хомы (Василий Скиданов), где он в качестве основной мотивации, решая вопрос о смысле своей жизни, несмотря на любовь к Хвеське (Анастасия Муратова), которая  олицетворяла собой яркую полнокровную мистическую  душу Украины, говорит  – я должен «заткнуть» своей душой  дыру в мире, откуда хлещет мировое зло, иначе мир погибнет. То есть Хома приносит себя в жертву ради сохранения добра в мире, он сознательно снимает с себя крестик, целует его, вешает на гвоздик и идет с открытыми глазами к панночке. Душа его идет в ад, но мир оказывается спасен. Конечно, с точки зрения религии возникает парадокс, такая жертва со стороны Хомы сразу возносит его на высоту святого  и вряд ли   ад может претендовать на его душу, он побеждает, преодолевает зло свои выбором. Эта центральная тема  сознательного выбора Хомы, она в спектакле не совсем раскрыта, как мне показалось. Первый акт, вхождение в «пространство» спектакля несколько затянут, неспешно, мир словно спит, потягивается, казаки Явтух (Владимир Ильин), Спирид (Илья Бабошин) и Дорош(Сергей Мельников) смотрятся слишком  фольклорно, иногда, даже гиперболизировано, лубочно. Спектакль должен идти в трех действиях, иначе получается скомканная драматургия, двух действий не хватает. Эксзистенциальный выбор из все время повторяемой фразы теплого «человеческого» мира «жить-хорошо!» и холода мрака – выбор, который происходит в душе Хомы, драматургически не акцентирован. 
        Мы спорили с Федотовы, кто более мистически одарен, актеры-женщины или актеры-мужчины, кто более «пробивает» зал. Федотов очень уверенно, на основе многолетнего опыта без тени сомнения отметил – конечно, мужчины, причем  чувствовалось, что это было выстраданное решение.  Но мне всегда казалось, что женщина более изначально театральна, она естественно «заполняет» собой все пространство сцены, она более пластична, более интуитивна, более искренна, более природна в силу «материнства», более сосредоточена на внутреннем, чем на внешнем. Отсюда постоянная загадка женственности, ее отстраненность от миры мужчин. Степанида Бориса привозит в Казань спектакль о женщинах– шаманках «Удоганки», он сама шаманка (получается словно «народная шаманка России») и говорит, что женщины-шаманы считаются сильнее мужчин-шаманов, они проникают в более высокие сферы верхних миров.  И в «Панночке» Хвеська  олицетворяет собой украинскую женственность, она живая, «перевешивает» всех остальных. В отличие от актеров мужчин, которые все-таки больше играют на сцене, более стереотипны. Женщины более радикальны во всем, и в движении к Богу, и в падении. Мужчины более осторожны и трусоваты.
     Сама панночка не смогла стать олицетворением мирового зла, по моему мнению. Она оказалась несколько внешним образом зла, в ней не произошла концентрация символизма. Если лишить панночку летающего гроба, то в чем ее зло, то же по-своему ищет любовь, несчастное существо, потерявшее душу.  Конечно, осознаешь, что  ад – это мир без любви. Хотя конечно, Хома мужчина, панночка женщина, и она тащит душу Хомы в ад, гендерные роли расписаны четко.  Хома в сущности пытается спасти ее и вытащить обратно к Богу – но вот эта содержательная само по себе постановка, которая могла бы разрушить одномерность спектакля, раскрепостить его,  не раскрыта, уж не совсем же пропащая панночка, в христианстве сформулирована концепция, основанная на жертве Христа,  что любая душа, как бы низко она не пала,  может спастись, если обратиться к Богу, потому что Христос своей жертвой искупил грехи всего мира.
     Сильная сторона режиссера – музыкальное, звуковое оформление, оно искусно действует  на подсознание. Но вот то, что отпевание идет в храме, пусть и деревенском, этого не чувствуется, атмосферы храма не возникает, пространство остается  пространством деревенского двора.  Количество свечей явно мало и своеобразный поединок добра и зла в церкви  имеет больше внешний характер, сцена не превращается в мистический узел, концентрации энергий поединка не осознается. Федотов говорит, что главное его стремление – к катарсису, но он все-таки не трагик, а лирик. Конечно, его спектакли жизнеутверждающи. Он стремится самого зрителя с помощью открытого конца сделать шаг внутрь, в страхи подсознания,  очнуться от сна иллюзий.   Эта сцена, когда Хома снимает крестик и вешает его – запоминается. Внутренняя природная доброта Федотова, состоявшегося художника, отсутствие в нем  изъянов тщеславия, честолюбия, его правдивость вызывают  ответное живое чувство зрителя. В сущности это сказки, Федотов рассказывает правдивые добрые сказки, он не мистик, а сказочник,  его сказки очень необходимы в России, они расколдовывают ее.

     Рашит АХМЕТОВ.