Стинг

     В. Познер: В эфире программа «Познер», гость программы – это тот случай, когда никого представлять не надо, в частности, его не надо точно представлять – имя его Стинг. Спасибо, что пришли.
      Стинг: Очень рад быть здесь, сэр.
      – Обычно мы начинаем с так называемого vox populi. Мы заранее объявляем, кто гость программы, и зрители посылают вопросы. Вопросов вообще пришло много. Больше всего вопросов о песне «Русские», но мы подробнее поговорим об этом чуть позже. А пока вопросы не об этой песне, а в общем о другом. Мурад Барнуков спрашивает: «Что для вас сегодня Россия? Какой вы видите Россию?».
      – Я считаю, что Россия – страна, в которой очень интересно бывать, потому что много лет для нас это была запретная страна. И замечательно, что я оказался в России в рамках своего европейского турне. Я люблю Санкт-Петербург, люблю Москву и хотел бы чаще выступать в других городах. Но здесь по-прежнему есть доля загадки, мистики, и это мне очень нравится.
      – Ярослав Глушаков пишет, что любит ваши песни, но, к сожалению, не попал на ваш московский концерт, потому что билеты были очень дорогими. Он называет себя композитором, учится в Московской консерватории, пишет музыку и он спрашивает вас: «Вам было трудно стать тем, кто вы есть? Насколько это было тяжело?». Потому что сам-то он об этом думает.
      – Мне ничего не приносили на блюдечке, когда я был молодым. Я тоже хотел быть музыкантом с раннего детства, хотя я не мог представить, как добьюсь этого. Я каждый день репетировал, потом закончил школу, стал школьным учителем, работал в офисе, сменил много разных занятий. И всегда думал о том, как стать музыкантом. Потом решился отправиться в Лондон без денег, голодал некоторое количество лет, и потом представилась возможность. Я никогда не жалел о том времени, потому что это расширило рамки моего восприятия. Если бы я добился успеха сразу, я бы не смог оценить, насколько я счастлив сейчас. Время было очень удачное. Мне было 28, когда я стал знаменит. 28 – это хорошо. У меня была работа, пенсионные накопления, была семья, я голосовал, платил налоги. То есть я был взрослым.
      – Владимир Алибеков спрашивает: «Были ли в вашей молодости поступки, о которых вы сейчас жалеете?».
      – Нет, я ни о чем не жалею. Если я о чем-то и жалею, так что кого-то расстроил в смысле сердечных дел. Но тут уж ничего не поделаешь – живешь и учишься.
      – Сардор Акабиров спрашивает… Насколько ему известно, вы считаетесь сторонником легализации употребления марихуаны. По вашему мнению, то, что происходит сейчас, когда она под запретом, скорее, ухудшает ситуацию, а не улучшает. Почему вы считаете, что легализация наркотиков, включая марихуану, особенно марихуану – это хорошо?
      – Думаю, я бы лучше сказал по-другому: не легализация, а декриминализация. Это нечто другое. Когда вы делаете кого-то преступником за то, что он покурил травы, это нехорошо для общества, нехорошо для этого человека, нехорошо для его семьи. Есть проблемы, связанные с наркотиками – я отнюдь их не приуменьшаю. Но я думаю, что эти проблемы усиливаются и могут углубиться в результате их криминализации. Наши тюрьмы полны людьми, которые всего лишь покурили наркотики, – это неправильно. Во всяком случае, полиция, призванная бороться с наркотиками, тратит время, ресурсы – финансовые и человеческие, пытается помешать людям заниматься чем-то. Но они же занимаются, мы не добились, чтобы люди не принимали наркотики. Нам нужно заниматься реальной проблемой.
      – Вы говорите лишь о декриминализации марихуаны или декриминализации в целом?
      – Думаю, в целом. И упор нужно делать на просвещение, просвещать людей о том, как влияют на них наркотики. Я не защищаю наркотики. Я лишь говорю, что нам нужен новый подход, потому что старый подход просто не работает.
      – Олег Петров: «Какую музыку вы слушаете? Кто ваши любимые музыканты? И вообще, слушает ли Стинг Стинга?».
      – Нет, я никогда не слушаю Стинга – я слушаю музыку, чтобы чему-то научиться. Это совсем не отдых для меня – слушать музыку. Я вынужден как бы анализировать все, что я слышу. То есть я не лежу на диване, растворяясь в музыке. Я сижу и думаю: «Так, здесь он сыграл в миноре, здесь бемоль». То есть это работа.
      – Это работа. Ренат Баяков спрашивает: «Когда вы пишете музыку, думаете ли вы о коммерции, о коммерческом успехе? Например, новый альбом «Symphonicities» основан на классической музыке, не рассчитан на широкую аудиторию. Так?». То есть он не нацелен на коммерческий успех, это так надо понимать? То есть аудитория поменьше в данном случае.
      – Когда я был моложе и писал музыку, все, что я делал, было нацелено на коммерческий успех. Я как бы держал руку на пульсе – это было просто. Становясь старше, я ощущаю, что не держу руку на этом коммерческом пульсе. Но в то же время, я думаю, музыка стала больше значить для моей души. Написание музыки – само по себе вознаграждение. И я в общем-то не думаю о коммерческом успехе. Приятно записывать ее, приятно получать за это гонорары и так далее. Но музыка питает мою душу. И чем дальше, тем больше.
      – Ахрол Хайдаров спрашивает вас вот о чем: «Если бы нужно было выбрать только одну песню из всех песен, что вы написали, это была бы?..» То есть вот это – Стинг. Какая бы это была песня, которая бы вас выражала полностью? Что это за песня?
      – Это все равно, что спросить, кого я предпочту из шестерых моих детей, понимаете? Я не могу этого сказать. Если честно, есть только одна песня. Это все – мой голос, моя попытка найти смысл моей жизни. Я, правда, не могу разделить это. И не хочу.
      – Михаил Куличков: «Вы думаете, холодная война закончилась?».
      – Я очень надеюсь на это. Мы поговорим об этом позже, говоря о песне «Русские». По-прежнему есть следы недоверия, с которыми приходится иметь дело. Но надеюсь, она кончилась. Для нас всех это было не особо хорошее время.
      – Инга Головина спрашивает: «Вы согласны, что для мужчины дело на первом месте, а семья – только на втором?».
      – Это сложный вопрос. Думаю, мужчины сейчас в некотором кризисе. Раньше нас делала работа. Кто мы такие? Мы строили корабли, мы добывали уголь в шахтах, мы что-то создавали. Теперь – нет. Кто мы? Что мы делаем? Отчасти этот кризис – это же и возможность. То есть мы можем больше времени проводить с семьей. Я семейный человек. Думаю, мы сейчас ищем баланс, кто мы именно как мужчины.
      – Василий Некрасов: «Когда йога стала частью вашей жизни? И почему?».
      – Я был довольно взрослым, занявшись ею, мне было почти 40, и я встретил учителя йоги. Я всегда был в хорошей форме и много бегал, в юности был спортсменом. И этот человек показал мне упражнения йоги, показавшиеся мне простыми. Я попробовал, и мне было стыдно от того, насколько я не гибкий. И я попросил его прийти ко мне домой – он жил у меня год, учил меня. Я уже больше 20 лет занимаюсь йогой. Говорят, когда человек готов, учитель появится – со мной так и вышло. И я чувствую, это дает мне лишние 10 лет в профессии, потому что я гибок как молодой человек…
 

(Первый канал.)