Ходжа Насретдин
Театр Камала представил долгожданную премьеру – спектакль «Ходжа Насретдин» по мотивам пьес Наки Исанбета, сирийского драматурга Саадаллы Ваннуса в постановке Фарита Бикчантаева. Она характеризуется как комедия. Завлит театра Камала охарактеризовал ее более программно, как драму «о становлении гражданского общества». Конечно, у нас в Татарстане, потому что Ходжа Насретдин – мусульманин и общество на сцене спектакля мусульманское.
В татарской транскрипции «хужа» звучит как «хозяин», но притчи о суфии Ходже Насретдине возникли у турок в XIII веке, и «ходжа» имело значение «учитель», это было общим именем суфийских миссионеров. Считалось, что Ходжа Насретдин мастерски владел логикой абсурда. Конечно, его образ идет от коранической притчевой поэтической традиции. В сущности, без Бога существование человека абсурдно, оно примитивно и временно. Бог есть переход человеческого разума на высшую ступень, есть мышление о смерти, как о ничего не значащем событии, о ее несуществовании. Насретдин с помощью своих притч, действий заставляет «проснуться» спящую мудрость в каждом человеке, он будит в нем божественную искру.
Это примерно то, что говорит Христос: «Если у вас есть вера с горчичное зерно, вы можете двигать горами». Интересно сравнивать «Левиафан» и Ходжу Насретдина, как Ходжа Насретдин поступил бы, действуя в фильме «Левиафан»? Сразу видна узкая материалистичность «Левиафана», его зажатость и дидактичность, бессмысленность действий погрязших в алчности уже почти автоматически функциональных руководящих фигур. Но Звягинцев прав – проблемы российского общества в разрушении веры, в потере чести, государство без веры превращается в Левиафана, в учреждение, по сути, сатанинское. Отсюда и разрушительный бунт простого человека против Левиафана.
Фарит Бикчантаев, вероятнее всего, и сам увлекается суфизмом, и страстно хотел поставить спектакль о суфии, особенно после успеха сумрачного элегического «Однажды летним днем». Бикчантаев пытается жадно прорваться к мировому театру, ему узко в уже почти закостеневшей советской, псевдотатарской, лубочной и часто фальшивой театральной традиции. По сути, татарский театр есть философский театр, и для татар, оказавшись на острие столкновения трех цивилизаций – исламской, христианской и языческой, тенгрианской не уйти от планетарного масштаба татарского театра. Изначально татары кочевали от Карпат до берегов Тихого океана, они «собрали» Китай и Индию, это была природная государственная система, превосходящая Древний Рим. На просторах России внутренне спорят государственные идеи Византии и Золотой Орды, но ограниченные, отжившие идеи Византии стихийно интегрируются в более пассионарную идею золотордынства, России жизненно необходима интеграция с комплиментарным для нее тюркским и мусульманским миром.
Бикчантаев, конечно, хотел выразить «татарский мир» в своем спектакле, он нащупывает новое и как первооткрыватель делает ошибки, но это уже движение вперед, хотя и часто слишком осторожное и боязливое, с оглядкой на «ханов». Бикчантаев в какой-то мере творчески конкурирует со спектаклем «Меня зовут Красный», с мощной имперской художественной традицией Османской империи. А так как татары 500 лет были в искусственно приниженном состоянии, то почти физически ощущается, как ему это трудно, как на наших глазах он по-чеховски выдавливает из себя раба. Потому что татары выживали по принципу «не высовывайся».
Мне кажется, нужно было делать Ходжу Насретдина более религиозным и отобрать более мудрые, точные, острые притчи (благо их, пишут, 1238), может, даже более сильно перерабатывая изначальные тексты пьес. Начало, когда оборванный народ, словно бурлаки, обреченно движется в зал, великолепно, но затем действие распадается. Если уж начались шутки про «год культуры» в Кузнечной слободе, то нужно было продолжать, и часть бурлаков должна походить и с плакатом «Я Шарли», да и молитва муллы должна «накрывать» действие, это позволило бы придать ему драматизм, вывести из замкнутого пространства бытовых коллизий. В сущности, спектакль должен был строиться на художественной оппозиции «осла» со «слоном», но эти символы здесь не сыграли. Вместо надутого летающего «индийского» слона лучше было бы на заднике-экране дать движущегося мощного огромного боевого слона, того, который в спектакле изначально не страшный, карикатурный, даже халтурный. Скоморохов, конечно, талантливый художник, у него даже возникла интересная идея оформить ханский дворец в виде мыльных пузырей, но в целом, мне кажется, он поленился (наверное, гонорар был не очень привлекательным), застыл в творческом поиске, и поэтому его оформление не отвечало основному замыслу спектакля. Конечно, это мое субъективное мнение.
Слышатся отзвуки пьесы «Носороги» в образе с инфернальным слоном, о слоне много говорят, но вот эта давящая масса слона на Кузнечную слободу, на народ не ощущается в спектакле. Первое действие, разогревающее, скорее похоже на стандартное мейнстримовое камаловское действие в татарской деревне, которое мы уже десятки раз видели, это уже штамп. Нужно было, мне кажется, подавать это действие гипертрофированно иронично, как раз расставаясь с этим штампом. Хорошо играет Ринат Тазетдинов в роли Бики, по-татарски семеня в кожаной обуви, и возникает очень теплый обаятельный образ. Может быть, ему и надо было играть Ходжу Насретдина, который у Фаниса Зиганши получился прямолинейно трафаретно-положительно-мармеладный. Иногда, даже неудобно, ходит и изрекает благоглупости, например, в сцене ответов на загадки хана Джигангира, а зритель должен смеяться?
Второе отделение сильнее, там прекрасно играют Ильдар Хайруллин (хан Джигангир) и Искандер Хайруллин (визирь Зайнаги). Причем, конечно, игру Искандера Хайруллина нужно признать самой лучшей в спектакле. Его костюм-кафтан, похожий на «опереточный» костюм телеведущего Владимира Соловьева, сразу «заводит». И игра настолько точна и органична, что возникает вопрос: может, и его стоило бы попробовать на роль Ходжи? Как промахнулся Искандер Хайруллин в роли Ричарда III (иногда он там просто кривляется, видимо, считая, что убийца и холодный расчетливый интриган так глуп) и как он блестяще сыграл в роли визиря – наверное, рецидив «звездной болезни» закончился и перед нами вновь талантливейший актер-камаловец, украшение театра.
Жена Ходжи Гульбану (Миляуша Шайхетдинова) все-таки была ролью второго плана, и Шайхетдинова в ней словно проходная актриса. А ее не зря называют великой актрисой. На семинаре фестиваля «Ремесло» она сыграла этюд городской сумасшедшей так, что московские критики замерли. Это было что-то невероятное, мощная и трагическая актриса, не играющая, а трансформирующая сцену под себя. Скажем так – гораздо лучше Чуриковой. Но говорят, муж и жена после долгой жизни становятся друг на друга похожими. Мистики считают, из-за переплетения астральных тел. Это единый организм, Ходжа и Гульбану – единая душевная экосистема, а здесь она глубоко вторична относительно Ходжи. Даже дочь Ходжи Сальви (Лиана Ахмерова) выглядела как-то сочнее.
Нужно отметить и Косого тархана (Айдар Хафизов), конечно, в спектакле дан такой аляповатый персонаж, этот примитивный рисунок роли идет еще от советских времен, но это бюрократический авторитет, аналогичный Камилю Исхакову, например, а его называли гением организационных дел. Айдару Хафизову нужно было бы играть умного чиновника.
Конец спектакля по-бикчантаевски сильный. Бикчантаев, конечно, мастер окончания. Он выразил свою идею, что народ из-за страха перед ханом боится правды тотально, и здесь есть истина о том, что татарской общиной еще правит страх, страх парализовал душу татар. Пусть Аллах накажет несправедливого правителя, а мы с краю. Главное – не высовываться. И, дорогой хан, пришли нам еще слониху к нашему любимому слону, пусть они вместе пожирают наши посевы. Сцена концептуальная, но все предшествующее действие не подводит к ней, даже наоборот, действие разбивается на множество «ручейков», и в спектакле не ощущается цельности. Как у Ленина «Шаг вперед, два шага назад».
Наверное, потому, что сам режиссер находится в состоянии раздвоенности, расстроенности сознания, он ощущает, что дальше так работать невозможно, но устоявшиеся правила игры останавливают его. Творческое и бюрократическое борются в душе талантливого человека. Складывается впечатление, что он сам себя стреножит. Он сам – драма. Возможно, спектакль не состоялся, как задумывался, но это движение в правильном направлении. Бикчантаев, словно ледокол, взламывает заледеневшее море и прокладывает дорогу молодым, более дерзким. Наверное, это завершится сильным прорывом, куда вместе сложится логика творческого развития «Однажды летним днем», «Банкрота», «Ходжи Насретдина». Наверное, главное для режиссера – победить свой внутренний страх, Бикчантаев – тоже часть татарского народа, которого он показал в заключительной сцене. Народа, который еще стоит на коленях. Пришла пора подниматься.
Рашит АХМЕТОВ.
Нимә тураһында был алйот яҙҙы икән? Уҡығым килмәй. Сөнки беләм - ул алйот. Уның яҙыуҙары - ялған.