Гульзада

     Мы продолжаем интервью со знаменитой татарской певицей Гульзадой Сафиуллиной. Считается, что ее голос лечит болезни. Она трижды совершила хадж, ее четыре раза приглашали выступать в храмах Индии, под ее голос индийские йоги совершали медитации. В свое время она окончила курсы экстрасенсов, открыла в себе эти способности, но пользуется ими крайне осторожно. Очень жаль, что в этом году ей не дали Тукаевскую премию. Конечно, ее всенародная слава от этого не пострадает, это скорее конфуз для самой премии.  
      – Как вам работалось с Ильхамом Шакировым?
      – Меня приняли к нему в качестве ведущей концертов. Примерно 6 рублей за концерт. А у него сольные концерты, девять концертов в месяц. Остальные двадцать дней нужно сидеть, но мне же нужно зарабатывать, дочь поднимать. Дочь у меня умница была, я с концертами езжу, она все книжки читает позади сцены. Много книг перечитала. Начала снова петь украдкой. Сначала бесплатно концерты давала, потом от районных домов культуры стала выступать. Мне угрожали, преследовали, говорили: выгоним с работы. Когда меня взяли «за жабры», часть денег в фонд мира стала перечислять.
      – В КПСС не вступили?
      – Мне даже одно время в деревне еще в партию все просили вступить, но я отказалась, не вступила. Как-то интуитивно не было желания. Откровенно говоря, недолюбливала комсомольских работников, которые все ходили, пятки лизали партийному начальству. Всегда было очень самостоятельной, на все у мне было свое мнение. Однажды приезжаю с гастролей с Ильхамом Шакировым, меня вызывают к руководству филармонии. Они спрашивают грозно: ты пела, мы же тебя только как ведущую приняли. А я уже была готовая певица, голос поставлен от природы, репертуар был. Шесть с половиной лет я работала в филармонии, и все это время мне петь не давали. Я им отвечаю: мне Ильхам Шакиров разрешил. Они мне угрожают: не пой больше, мы тебе не разрешаем. Ильхам Шакиров иногда загуляет и просит меня, давай пой, а мне только этого и надо. Меня потом к Альфие Авзаловой перевели, она говорит мне: тебя специально, ко мне перевели, для того, чтобы я тебе петь не разрешала, не обижайся на меня. Но я от Альфии Авзаловой много получила, весь ее репертуар выучила. И от Ильхама Шакирова многому научилась. У меня уже сформировался огромнейший репертуар. Когда еще с Сафиуллиным работала, я по деревням собирала баиты, мунажаты, народные песни. У нас тогда специальный хороший японский магнитофон был «Сони», и я с ним к каждой старухе ходила, древние песни записывала. Меня интересовали старинные татарские песни. Я все у Ильхама Шакирова спрашивала: какие самые древние песни у татарского народа, он отвечает: «Я и сам не знаю». Тогда в обкоме комсомола Ринат Закиров работал, он мне помог, дал путевку на Всемирный фестиваль молодежи в Москве. Я уж пела там день и ночь и почувствовала свою силу. Мы все, молодежь из разных стран, собирались ночами и пели. Оттуда приехала уже другая. На радио тогда мои песни стали звучать, стала популярной. Композитор Сара Садыкова обо мне в «Татарстан яшьляре» написала. О том, что ее песню многие профессионалы пытались петь, но она не стала популярной, но вот Гульзада Сафиуллина ее запела, и она стала сверхпопулярной. Но в филармонии мне петь все равно не давали. Рауфаль Мухаметзянов меня пригласил в оперный театр. Тогда мне дали премию Мусы Джалиля за концерты. Рауфаль Мухаметзянов сказал: собирай труппу и пой что хочешь. Шесть лет я работала в оперном театре. После того как в филармонии мне шесть лет не давали петь, я вырвалась на волю и поехала по тем местам, где мы с Рифом Сафиуллиным раньше выступали, поездила опять по СССР. Пошли записи, первый концерт на телевидении сделала с клипами. Тогда еще ни у кого клипов не было. Сделала народные песни с национальными костюмами. В доме Тукая я спела песню, на его печи хлеб пекла. Я прочувствовала Тукая, его дух. Это был 1985 год. А в 1990 году Ринат Ибрагимов сделал концерт «Рамазан» во Дворце спорта. Он собрал всех татарских артистов и крымских татар тоже. Пела во время концерта мунажаты, сама сшила костюм Сююмбеки. Первый калфак сшила. Я в принципе все костюмы сама шью. Вместе с этим концертом выступала в Москве, в Петербурге, Куйбышеве, Ташкенте и других городах с древними религиозными мунажатами и народными песнями. В Москве после концерта подошел человек, говорит: с вашего концерта приглашаю двоих для участия в концертах Всемирной культурной миссии. Он выбрал Рената Ибрагимова и меня. Выглядела хорошо, даже в сорок лет меня называли девочкой, всегда была стройной. Побывала с концертами в Турции, Израиле, Греции, на Кипре, Мальте, всего в 7 странах. Там пела вместе с Иосифом Кобзоном, Тамарой Гвердцители, Стаханом Рахимовым и Аллой Йошпе и другими звездами. В концерте участвовала Александра Пахмутова. Впервые тогда за границу выехала. Концерты шли с живым оркестром. Выступали даже в исторических амфитеатрах. Мне всегда на концертах много подарков дарили: то браслеты, то часы, то на шею украшения. О цветах и говорить нечего. На меня смотрели с удивлением. Духовный заряд мунажатов производил неизгладимое впечатление на людей.
      – То есть вы были популярнее, чем Кобзон?
      – Наверное, так. Я в Турции просила организовать мой сольный концерт. Мне организаторы концертов говорят: как ты народ соберешь? Позвонила татарским ученым из университета Мармары в Стамбуле. Они мгновенно откликнулись и собрали татар со всей Турции. Надир Давлет был главным организатором. Приехали даже из Анкары, зал был забит. Каждая семья принесла много подарков, им очень понравилось. Я историю почти каждой песни рассказывала. О религии рассказывала, как мне в детстве бабушка читала Коран с пением. И танцевала я татарские танцы. Весь зал со мной хором пел древние татарские песни. Организаторы концертов из Всемирной культурной миссии были потрясены, им даже мест не досталось, они в дверях стояли. Тогда Ильхама Шакирова и Альфию Авзалову не выпускали, и я произвела в Турции большое впечатление. Была первой татарской певицей не только в Турции, но и в прибалтийских республиках. Ездила туда в начале 90-х годов. Была первой татарской певицей на Байконуре. Где побывала, там татары быстро объединяются, потому что мои концерты не заканчивались в зале, мы много общались и за сценой. Я не умещаюсь в рамки певицы, у меня всегда была гражданская позиция. Два раза участвовала во всемирных курултаях тюркских женщин в Анкаре. Во Всемирной культурной миссии было много ученых-фольклористов, они очень мной заинтересовались, меня стали приглашать на фестивали фольклора.
      – Какие у вас были любимые песни? Какие песни оказали на вас сильнейшее влияние?
      – «Дикие гуси» Фариды Кудашевой. Очень протяжная, задушевная песня. Ее только Фарида Кудашева пела. «Рамай», также «Вдоль по течению». Это тоже протяжные песни, но в то же время там ощущается сила. Мне нужно, чтобы песня имела силу, потому что сама я была крепкой духом. С детства всегда была сильной. Или «Осенние ветры», когда уезжали из Татарстана в Турцию, Японию, Корею люди навсегда, пели эту песню. Трагизм жизни татарского народа чувствовала, он был во мне.
      – То есть вы стремились исполнять духовно более сильные песни, чем Альфия Авзалова, это были своеобразные татарские песни свободы, песни протеста.
      – Многие любят сентиментальные песни петь, чтобы слезы из глаз, а у меня не было сентиментализма, мне нравились духовно сильные песни. «Рамай» была, конечно, мягкая песня, лирическая, но я ее все равно исполняла по-своему, чтобы дух чувствовался. Очень люблю деревенские песни. Например, песню «Тоска». Даже «Туган тел», ее обычно исполняли так, что словно умирает татарский народ, вот почти уже умер, идут последние вздохи. А я пела «нет» – не умер. Я пела в начале 90-х на площади Свободы татарскому народу на митингах вместе с Вафирой Гиззатуллиной. Ни один митинг без меня не прошел. Я хотела вдохнуть дух свободы в татарский народ. В этой песне, оказывается, было четыре куплета, четвертый куплет был запрещен, его ни в один сборник Тукая не включали. Потому что там слова Тукая об Аллахе. Мне поэты дали листочек с этими словами, и я прямо с листа пела этот запрещенный куплет на площади Свободы. Я никогда не могла петь в стиле «мяу-мяу», всегда хотела вселить оптимизм в татарский народ. «Кара урман» поет Ильхам Шакиров. И я пою. В США была два раза. Первый раз в 1994 году на форуме американо-российских предпринимателей. Был заключительный банкет на огромном корабле. Артисты выступают знаменитые из многих стран. И я там акапельно пела «Кара урман». Эту песню Ильхам Шакиров поет «закрыто»: татары убежали в лес и там беглецы тихо поют эту песню. Я ее сильно стремлюсь петь, не как песню беглецов, а как песню с верой в победу, как песню борцов. Ко мне после этого концерта несколько человек подошли. Это оказались татары, один из Петербурга, один с Урала, другой из Средней Азии. Месяц я гастролировала в США.
      – У меня такой вопрос, с начала 90-х годов татарская песня должна свободно развиваться, цензуру отменили – стали творить свободно, как татарская песня развивалась, укреплялась?
      – По моему ощущению, уровень татарской песни существенно упал. Она не развивалась, даже скорее деградировала за это время. Ее захлестнула коммерческая попса, подражание московской эстраде. Я с болью в душе говорю – нулевой уровень. Народ хочет слушать хорошие песни – но их нет. Наше поколение певцов – это были просветители, подвижники татарской песни. Рашид Вагапов, Ильхам Шакиров, Альфия Авзалова – просветители. Народ татарский в 90-е годы был очень силен духом. Я с полными залами по десять концертов давала. И сейчас есть певцы – просветители татарского народа, и сейчас есть духовно сильные певцы. Но все победила коммерция. Зритель стал другой. У меня никогда не было цели развлекать народ. Я другого плана человек. Я никогда не стремилась петь «для кайфа». Приезжаю в Крым, у меня там небольшой дом, там еще дух остался, там пою и чувствую, что петь еще душа хочет. Приезжаю в Казань, включаю телевизор, и мне становится тошно.
      – А почему настоящие татарские народные и духовные песни редко по телевизору звучат, одна попса?
      – Думаю, боятся, что народ проснется, начнет думать. Боятся пробудить народный татарский дух.
 

Беседовал Рашит АХМЕТОВ.
(Продолжение следует.)