Френсис Скотт Фицджеральд (ч.8)

      В те годы Кашоги и создал свою финансовую империю, оцениваемую в 4 миллиарда долларов.
     Его домом поистине был весь мир – он имел дела в 37 странах! Только огромных имений, разбросанных во всех частях света, у него было 12. Знаменито ранчо площадью 200000 акров в Кении, куда на охоту на львов, леопардов, слонов приезжали президенты, члены королевских фамилий и простые миллиардеры. Организация такой охоты стоит миллионы долларов и считается высшим шиком среди избранных.
     Он имел дворцы в Марбелье, которые Абрамович и Гусинский только-только обживают, дворцы на Канарских островах, столь модных в 70-х. А невиданной архитектуры апартаменты, обставленные с немыслимой роскошью: в Париже, Лондоне, Каннах, Мадриде, Риме, Монте-Карло, в прекрасном Бейруте, еще не разрушенном войной, Эр-Рияде, Джидде.
     Владел он и двумя этажами роскошного небоскреба на Манхэттене. Его яхта «Набилла» с площадкой для вертолетов была столь роскошна, что затмила яхту «Британия» английской королевы, до того считавшейся эталоном величия и красоты. Да что затмила! Ехидные журналисты писали, что в сравнении с «Набиллой» яхта королевы выглядела туристическим паромом для простолюдинов. Его автопарк, состоявший из всех известных в мире супердорогих машин, изготовленных для Кашоги индивидуально, приближался к двум сотням!
     Собирал он и живопись, и антиквариат, но это отдельная тема, о его коллекции мы, наверное, узнаем только после его смерти. Об одежде, обуви, драгоценностях Кашоги как-то и упоминать неловко, все делалось в единственном экземпляре без права повтора.
     В начале 80-х он купил за 4 миллиона долларов самолет, надежный «Ди-Си-8», и переоборудовал его по своему вкусу еще на 9 миллионов. Газеты того времени взахлеб писали о соболином покрывале размером 3,5х2,5 метра и стоимостью 200000 долларов в его спальне на борту лайнера. Писали и о том, что в самолете, имевшем три спальни, гостей годами угощали только «Бордо Крю Классе» 1961 года одного из самых известных и дорогих винных домов Франции «Шато Марго», не забывая упоминать о столовом серебре и хрустале стоимостью в миллион долларов, разумеется, сделанных для Кашоги в единственном экземпляре известными ювелирами.
     Лев по гороскопу, он был тщеславен, самолюбив, щедр до безрассудства. Даже бывшей жене, принцессе Сурайе, которой при разводе дал отступного два с половиной миллиарда, однажды подарил на Новый год рубиновое колье стоимостью два миллиона долларов. На то же Рождество он и новой жене Ламие подарил ожерелье из бриллиантов, изумрудов, рубинов стоимостью почти в три миллиона.
     В 1985 году Аднан Кашоги отмечал 50-летие, о котором с восторгом писали все глянцевые журналы мира, все скандальные и светские газеты. Правда, в его жизни были приемы гораздо круче, шумнее, так он гулял в молодости. Но и это «тихое» празднество в имении «Ля Барака» на Средиземном море собрало 500 именитых гостей со всего света, а таких особ сопровождает еще три-четыре десятка слуг. Торжество длилось три дня, отсняты были сотни километров кинопленки, сделано десятки тысяч фотографий, разошедшихся по всем мировым изданиям. Даже сегодня эти снимки выплывают то тут, то там, поражая наше воображение.
     Кульминацией праздника оказалась поздравительная телеграмма от американского президента, она гласила: «Наилучшие Вам пожелания, Аднан. Ронни и Нэнси Рейган».
     Кашоги вообще был накоротке со всеми американскими президентами и с европейскими тоже, а в королевских семьях и вовсе считался своим человеком.
     Для нынешнего читателя хочу добавить свой комментарий: растраченные с 60-х по 80-е годы нашим героем гигантские суммы сегодня следует умножать на коэффициент 12, чтобы почувствовать масштаб в современных цифрах. В ту пору доллар был другим, полновесным, да и цены были другие.
     Свой комментарий хочу подтвердить сценой из романа тех лет Ирвина Шоу «Вечер в Византии», где тоже показана роскошная жизнь. В Венеции на веранде дорогого ресторана сидят финансовые магнаты, и, чтобы подчеркнуть богатство этих людей, автор пишет: «…в стодолларовых рубашках от Кардена…» Ныне рубашки от Китон, Лилиан Вествуд идут уже и по тысяче долларов, а Карден есть Карден.
     Кашоги и сегодня жив, в следующем году он отмечает свое 75-летие. Он никогда не был администратором, не имел системного образования, всегда руководствовался только интуицией. В начале 90-х Аднан Кашоги понес огромные потери – время романтических авантюристов закончилось. Денег заметно поубавилось, и он не сорит ими как прежде, да и устал, видимо, возраст сказывается. Но он оставил свой след и в деловом мире, и в светской жизни ХХ века. Его запомнят как человека, растратившего несметные богатства без сожаления. Запомнят, потому что на смену ему пришли другие богатые. Невольное сравнение.
     Миллиардер Гусинский, когда попал в «Матросскую тишину», захватил с собой в общую камеру холодильник, а освобождаясь, забрал его с собой. Почувствуйте разницу, как советует рекламный слоган.
     Заканчивая историю феерического пути Аднана Кашоги, с которым я прожил один временной отрезок, отмеренный нам Всевышним, пытаюсь хоть как-то соотнести его жизнь со своей, понимая, что никакой связи, параллелей быть не может, даже теоретически – другие миры, другая жизнь, другая судьба. Но мысль, не дававшая мне покоя несколько дней, заставила вспомнить реальную историю из моей жизни, и, я думаю, следует рассказать о ней.
     История эта может показаться писательским вымыслом, фантазией, чтобы увязать ее хотя бы тончайшей нитью с жизнью легендарного мультимиллиардера Аднана Кашоги. Но что было, то было, и я благодарен памяти, выудившей эту историю, которой уже 48 лет. Слава Всевышнему, еще живы люди, о ком пойдет речь, некоторые из них до сих пор еще живут в Ташкенте, с другими я по сей день общаюсь в Москве, в Казани.
     Осенью 1962 года, когда Аднан Кашоги стал представителем «роллс-ройса» и «крайслера» в Эр-Рияде, я получил в Ташкенте место в общежитии для ИТР Авиационного завода на Чиланзаре. Комендантше я чем-то понравился, и она говорит: «Поселю-ка я вас к хорошим людям!». Хорошие люди оказались дипломниками Казанского авиационного института и приехали на практику. Среди них был и сын тогдашнего директора Ташкентского авиазавода Герман Поспелов.
     Общежитие оказалось типовой пятиэтажкой, и студенты жили в квартире из четырех комнат, одна из которых была оборудована под холл с телевизором, диваном, сервантом с посудой, а в остальных жили мы. Было нас человек десять. Из местных, кроме Поспелова, был и Геннадий Внучков, позже очень известный в Узбекистане человек. Он стал секретарем парткома завода, секретарем горкома партии. Страхуюсь фамилиями за достоверность истории. Герман и Гена жили дома, на Урде, но имели свои кровати и у нас. Дипломные проекты тех лет отличались серьезностью, и они по ночам часто корпели над чертежами.
     Ташкент 60-х - баснословно дешевый город, сухие вина «Хосилот», «Баян-Ширей», «Ак-Мусалас» стоили по 67 копеек, а ведро персиков – три рубля. Сходить в хороший ресторан с девушкой можно было за 10 рублей. Фантастическое время!
     Днем дипломники работали мастерами в цехах и деньги получали приличные. Мы были молоды, азартны, по вечерам дома бывали редко. Но иногда перед получкой, когда сидели на мели, коротали вечера у себя в холле. Если о походе в ресторан «Шарк», «Зеравшан» или в мою любимую «Регину» не могло быть и речи, то накрыть стол с сухим вином, фруктами проблем не возникало. Заводилой в нашей компании, ее лидером стал москвич, сын заместителя генерального прокурора СССР Николая Венедиктовича Жогина Валентин. Жогин-старший работал вместе с Руденко, возглавлявшим Нюрнбергский процесс. Вот откуда тянутся корни моего интереса к прокурорским историям.
     Однажды, глубокой осенью, в слякотный вечер мы собрались в холле за скромно накрытым столом. Сегодня, через 48 лет, когда я пишу эти строки о застолье на Чиланзаре, мне кажется, что в тот же ноябрьский вечер Аднан Кашоги тоже давал прием, а вокруг него порхали его подруги из университета, который он оставил без сожаления. Время для Аднана означало деньги.
     Вечер поначалу не складывался, и Валентин, чтобы как-то встряхнуть нас, предложил игру – как истратить миллион, если бы он был у каждого из нас. Идею от скуки приняли «на ура». Быстро накрутили бумажки и начали тянуть жребий – мне выпало выступать четвертым. Трое студентов, выступавших передо мной, были все из Казани не из простых семей и старше меня года на три-четыре, а в молодости это серьезная разница. Первых «миллионеров» я слушал в пол-уха, мои фантазии уже вырвали меня из убогой «хрущевки» и понесли в неведомый сказочный мир прожигателей жизни. Голос Жогина вернул меня за наш скромный стол, и я, уже разгоряченный фантазиями, начал…
     В Ташкенте стояла слякоть, шел дождь с мокрым снегом – пора сырого предзимья, и я сразу из заводской общаги перебрался на острова Фиджи в далеком и теплом океане, там как раз начинался курортный сезон для миллионеров. Тут я должен оговориться, что мои предшественники, «миллионеры» из Казани, не покидали страну, а я подумал – гулять, так гулять. В 1962 году, а это были годы хрущевской оттепели, счастливые сограждане, а точнее, избранные, уже колесили по миру, мог же я и себе позволить хотя бы… теоретически. В ту пору миллион рублей равнялся почти полутора миллионам долларов, об обмене по курсу я объявил сразу, что было встречено восторженным ревом, в котором я у кое-кого все же уловил нотки зависти.
     На островах, среди роскошных пальм, на золотых пляжах я пробыл три недели, одиночество мне скрашивала одна очаровательная француженка русского происхождения, и вместе с ней я переехал в Европу. Прибыли мы в Зальцбург, где давали ежегодные зимние балы, затем перебрались в Вену, я давно грезил венской оперой и венскими кафе, где звучали вальсы Штрауса. Потом, на недавно появившейся в ту пору роскошной машине «мазерати», которую мне доставили прямо в Вену, мы с Жаннет перебрались в Париж.
     Рассказывал я о шикарных отелях, где мы жили, о ресторанах, в которых я никогда не бывал, но ясно их видел, заказывал такие закуски, вина, диковинные блюда, от которых, наверное, у бедных дипломников текли слюнки. Перечислял, какие драгоценности я дарил своей очаровательной спутнице, каким гардеробом обзавелся, какие шикарные швейцарские часы «Шафхаузен» приобрел, через много лет я узнал, что такие часы носит знаменитый немецкий киноактер Клаус Мария Брандауэр.
     Фантазии сорвали меня со стула, я кружил по тесному холлу, изображая, какие томные танго танцевал с Жаннет на приемах или в ресторанах, изображал, какие курил сигары, которые сегодня снова входят в моду, это вызывало единодушный восторг, сопровождавшийся возгласами – во дает!
     Когда меня утомил слякотный Париж, и я собрался переехать южнее, в Венецию, где уже зацвели каштаны и в знаменитом кафе «Флориан» вынесли столики на улицу – меня вдруг, одновременно, словно сговорившись, прервали те, кто должен был выступать после меня. И Жогин, перекрывая гвалт, восторженные крики, сказал: «Рауль, возьми наши миллионы, мы хотим путешествовать с тобой!».
     Но тут-то и произошла самая замечательная сцена за весь дивный вечер. Один из казанцев, выступавших передо мной, с нескрываемой обидой, словно их бросили, растерянно пробормотал: «А как же мы?».
     Раздался гомерический хохот, и игра на этом закончилась.
     Сегодня, когда бываю на Лазурном берегу или в Венеции, я вспоминаю тот осенний вечер в Ташкенте. Добравшись сюда запоздало, через десятилетия, я не испытываю той радости, которую испытал тогда, в те минуты, когда потешал давних друзей фантазиями о роскошной жизни.
     И вспоминаю я не Кашоги и других моих современников, красиво прожигавших здесь жизнь, память возвращает меня в начало века, в эпоху героев Фицджеральда. Вот они умели гулять красиво, со вкусом, достойно. В принципе они были первыми прожигателями жизни на длинной дороге в целый век. Я прекрасно понимаю, что герои Фицджеральда не могли позволить себе того, что позволял себе Аднан Кашоги.
     Нет, я не завидую Аднану Кашоги, своему современнику, я завидую времени, когда он посещал эти благословенные места. Его время, мое время было другим, оно вписывалось в рамки культуры, приличия. Нынче богатство стало агрессивным, злобным, вульгарным. Выскажу парадоксальную мысль: слишком много стало богатых, имею в виду только миллионеров. На днях объявили, что и у нас, в нищей России, их уже больше трехсот тысяч, это выявленных налогоплательщиков, а в реальности опять нужно умножать на десять. А сколько их, богатеев, в зажиревшей Европе, Америке и вообще в мире? И все они спешат в Старый свет, оттого затоптаны самые желанные, романтические места, воспетые поэтами, художниками. Думаю, что нынешнее время даже богатеям не в радость, и мне невольно приходит на память строка Тимура Кибирова: «Грядет чума, готовьте пир». Кстати, это эпиграф к моему роману-бестселлеру «За все – наличными».
     И все-таки, пытаясь рассказать вам об Аднане Кашоги, о давнем воображаемом путешествии по свету с полутора миллионами в кармане, когда я не слышал еще о великом плейбое ни слова и когда у нас, у обоих, все было впереди, я вдруг понял, что время сроднило меня с ним. Все в мире упирается в определенные сроки, и я желаю легендарному Кашоги, так красиво поражавшему мир в ХХ веке, здоровья и успехов в оставшейся жизни.
     Передачи об Аднане Кашоги я слушал в нескольких вариантах, на многих радиостанциях и от разных авторов. Никто, видимо, не хотел уступать столь волнующую западного обывателя тему другому – современную сказку «Тысяча и одна ночь», у которой был реальный принц. В комментариях о жизни Аднана Кашоги участвовали люди, тесно соприкасавшиеся с ним: архитекторы, дизайнеры, известные сомелье, рестораторы с мировым именем, включая месье Бокюза, Дюкасса и самого Мишлена, композиторы и дирижеры, кому была поручена музыкальная часть вечеринок. А главные люди на этом балу, чьим замыслам подчиняются абсолютно все, – режиссеры-постановщики, которым доверяют проведение столь крупных торжеств. Режиссеров, умеющих организовать балы для небожителей, разыскивают по всему миру, и требования к ним гораздо жестче, чем к оперным дирижерам «Метрополитен-опера» или к режиссерам в Голливуде, создающим фильм с бюджетом в сотни миллионов. Они мало известны общественности, но их гонорары опережают ставки великих теноров и кинозвезд. Они званы на все значительные светские мероприятия, их задабривают заранее, на всякий случай – вдруг пригодятся. Вот эти люди, участвовавшие в передачах о Кашоги, все как один ссылались на желание Аднана, чтобы эти вечера затмили фантазию Фицджеральда, которого он, оказывается, боготворил, как и я. Позже я наткнулся на пространное интервью Кашоги влиятельному парижскому журналу, где он признался, что всю жизнь ориентировался на вкус великого Фицджеральда и его героя Гэтсби. Кашоги жалел, что писатель не дожил до тех дней, когда он начал давать по всему миру свои знаменитые приемы, на которых Ф.С. Фицджеральд был бы его самым желанным гостем.
     Заручившись признанием легендарного Кашоги, закроем тему, начатую с романа «Великий Гэтсби».
     Как Фицджеральд повлиял на меня как писателя? Однажды большой поэт Мустай Карим, прочитав мою повесть «Чти отца своего», прислал мне письмо. Он писал: «…точно передано настроение потерь, убывающая дружба, расхождение путей с близкими…» Эти строки говорят о том, что я пытался ухватить что-то важное из творчества моего кумира.

Рауль МИР-ХАЙДАРОВ.