Carmina Burana
На Нуриевском фестивале Татарский театр оперы и балета представил премьеру «мистерии» Карла Орфа «Carmina Burana или Колесо Фортуны» (Песни Бойерна, 24 стихотворения вагантов) Карла Орфа. Орф – романтик, экспрессионист, мистик (его музыку очень любит кинорежиссер Терренс Мэлик). Орф был тяжело контужен на Восточном фронте в 1917 году, потерял память, обездвижен и только через год восстановился. Главным в музыке для Орфа – выразить дух средневекового периода, его ритм.
Хореография спектакля – Александра Полубенцева. Написана мистерия в 1935 году, премьера состоялась в Германии в 1937 году, этот мистический спектакль был одним из самых сенсационных и любимых в Германии. После войны Орф переписал концовку, и не совсем ясно, какой из двух вариантов этого шедевра Орфа был представлен казанским зрителям. Название сборника стихов вагантов потрясло Орфа своей «магической силой». Помещенное в книге изображение колеса богини судьбы Фортуны потрясло Орфа еще больше. Собственно говоря, это колесо Самсары, человек бесконечно крутится в этом колесе судьбы. Что очень напоминает смену времен года, лета, осени, зимы, весны. К сожалению, никакого перевода содержания песен на табло не было, и, не зная содержания поэзии, зрители, естественно, слушая хор, теряли значительную долю магии спектакля.
В принципе это языческий спектакль, отрицающий христианские ценности, ближе к древнегреческой трагедии, несколько портит все натянутый «хеппи-энд». В христианстве нет богини судьбы Фортуны. Сам человек, его свободная воля творят судьбу, а не внешняя Фортуна крутит свое колесо, периодически вознося человека вверх или вниз. Опять же успех связывается с властью, но приносят ли власть или деньги счастье? Или они, наоборот, делают человека несчастливым?
Начался балет великолепно. Краски, отличные костюмы, символ власти корона из тканей накрывает сверху центр сцены и меняет свет. Хор поет мистические песни вагантов. Очень интересны Юрий Ившин (баритон) в роли Искусителя и Проповедника, Наталья Краевски (сопрано) в роли Флоры, Нурлан Бекмухамбетов (тенор) в роли Смерти. Сама Фортуна Алина Штейнберг несколько тяжеловата в роли богини. Пугает, но не страшно. Фортуна как-то неуловимо напоминает Аллу Пугачеву. В принципе она все время в центре внимания, но как-то психологически ухитряется быть на втором плане, нет ощущения неотвратимого рока, а ведь должна быть центральным мистическим персонажем. Видимо, вся суть в том, что сам Полубенцев не мистик, он, скорее, атеист и эстет эпохи Просвещения. И внутреннюю ткань магической музыки Орфа он воспринимает эстетически, а не мистически. Отсюда возникает ощущение не трагизма жизни, а поверхностно-эстетических приемов.
Полубенцев – постановщик концертных номеров, и спектакль у него довольно предсказуемо распадется на отдельные «концертные» номера. Нет неотвратимости поворотов судьбы, нет нарастания «саспенса». А есть какая-то сборная солянка, разорванная на мелкие части по драматургии. Внутренней сквозной цельности нет. Хотя музыка Орфа потрясающая по своей мистичности и инфернального воздействия на зрителя, действует как 25 кадр, завораживает, очень цельная. Задники у Полубенцева, кажется, всегда пусты (или это признак того, что спектакль ставился по разряду эконом-класса?), складывается впечатление, что это режиссерский стиль.
Сочетание мистической ритмической музыки, пустого задника, однообразной провисающей тряпичной «разноцветной» короны (через небольшое время начинающей напоминать шутовскую, а не символ власти), некоторой балаганной суеты на сцене у вторых ролей (впрочем, вполне понятной, спектакль еще не устоялся), великолепных костюмов, талантливого «умного» пения солистов и хора, блестящего исполнения Кристины Андреевой, Нурлана Канетова, Михаила Тимаева и Розалии Шавалеевой, вечно трепетных влюбленных (в течение долгого времени этот однообразный трепет становится даже и утомительным, жалко уникальных артистов, у них чувствуется огромный потенциал таланта) – весь этот набор «административным ресурсом» прессуется в эклектику смысла. Александр Полубенцев действует слишком «в лоб», мистерия получается вполне схематическая, даже шаблонная, например, Смерть – это, конечно, черно-белый скелет, тут можно было поднапрячься, если Полубенцев взялся за модернистский балет, то может преподнести нам Смерть и в виде обаятельной казанской красавицы-студентки КФУ, раз это песни вагантов, или бизнес-вумен. Вообще от этой шаблонности образов несет нафталином. Должна же быть некоторая отстраненная ирония в режиссере. Спасают от однообразия приемов музыка и хор.
При этом перед Полубенцевым нужно снять шляпу, он во многом разрушил изнутри «академичность» театра, это довольно новаторская и свежая постановка, в ней есть определенная «легкость», позволяющая театру сделать шаг вперед к развитию новой стилистики. Конечно, это спектакль-эксперимент, творческий поиск. Пусть в чем-то не получилось, Но без ошибок движения вперед не бывает, главное – дерзание. Основное впечатление – художник всегда должен быть внутренне не удовлетворен, а Полубенцев слишком самоуспокоен, в нем нет внутреннего импульса жажды творчества, ощущаются усталость и скептицизм.
В середине первой части – словно провал, и потом идут сцены «Грехи и наслаждения», «Истина в вине», «Диктатор». Изображать отрицательное всегда легче, чем положительное, трудно быть Богом, легче демонстрировать грехи. Но и это у Полубенцева выстроилось в какую-то неинтересную мешанину стандартных образов. Вот в «Истине в вине» бегает женщина и машет большим плетеным зеленым сосудом. Ну и что, мы должны поверить в эту школьную постановку, в этот лубок? Шикарные женщины в костюме садо-мазо с плетками выписаны хореографом с любовью и поэтому получились. Зритель оживился. Но все грехи свелись к китчевой полуэротике, а ведь грехи довольно разнообразны.
Показан «Диктатор» в галифе, с усиками а-ля фюрер. Художественная самодеятельность, пятый класс, третья четверть. А Сталин, Берия, Ежов, Пол-Пот, Мао, братская Северная Корея и т.д.? Показали нам опереточного Гитлера, и это напоминало Кукрыниксов, все из советского плаката, как писали в Китае – бумажный тигр, а не диктатор. Настоящий диктатор так прижал бы Полубенцева, что он спал бы в холодном поту, ожидая ареста. Вот этого ощущения первобытного ужаса диктатуры не было. Суть диктатуры не в параноидальной личности, а в том, что народ «соблазняется» на дешевую пропаганду, жаждет «твердой руки» (может, эту огромную твердую руку и нужно было выложить на задник, да и огромный плакат «Ты записался добровольцем?» не помешал бы), что народ теряет нравственность, превращается в животное стадо, и вот это превращение народа в коллективное животное, стадо и есть диктатор. Можно было бы изобразить тонны доносов, легионы стукачей или голодомор.
И потом – где актуальнейшее в современных условиях поклонение «золотому тельцу»? То же распиливание средств, которое можно было бы изобразить, вложив электропилы в руки солистов. Совершенно выпал из драматургии виртуальный мир Интернета, который превращает человека в машину. А ложь? Одна из ипостасей диктатуры – это основанная на страхе постоянная ложь (не зря Солженицын сформулировал программное требование жить не по лжи), так что вполне можно было изобразить и королевство кривых зеркал, которым кончается любая диктатура. Да и образ зомбоящика слишком просится на сцену.
В спектакле мало драйва. Почему увлекает «Золотая Орда»? Там есть идея, там есть отражение эпохи, там ощущается дыхание реальной проблемы, отсюда глубокий символизм. А здесь остается впечатление искусственности спектакля, это признак того, что создавался он режиссером без интереса, без стремления к истине, которое движет творчеством. Есть стойкое впечатление, что Полубенцев внутри себя устал и отсюда какая-то вымученность. А мог бы получиться шедевр, очень сегодня актуальный.
Нужна ли вообще человеку власть, когда у него есть любовь? Жажда власти мучает человека при отсутствии любви. Власть есть суррогат любви, наркотик.
Списать все на Фортуну, рок – желание человека уйти от ответственности за свои действия. Но если ты вечером напился, что сетовать на Фортуну, если утром голова болит? Фортуна и есть диктатор, она лишает человека свободы воли, но человек, лишившись свободы, теряет любовь.
И все-таки, все-таки профессор Полубенцев штурмовал небо, хотя бы пытался.
Рашит АХМЕТОВ.