Бикчантаев (ч.2)

     Мы продолжаем публикацию материалов творческой встречи главного режиссера Театра им. Камала Фарита Бикчантаева, которая прошла в Центре «Смена» на ул. Бурхана Шахиди, 7, рядом с вокзалом.
     Вопрос из зала: Есть ли разница между Камалом и Зайниевым в отношении драматургии?
    Бикчантаев: Между Камалом и Зайниевым разницы мало, а вот между Камалом и Туфаном Миннуллиным большая разница. Драматургия Туфана Миннуллина – это отдельная лекция. Туфан Абдуллович – локомотив театра советского периода. Он закончил Литературный институт им. Горького. У него можно учиться. Мы с моими студентами взяли одну из пьес Туфана Миннуллина и по ней учимся логическому развитию сюжета. Это такое ленивое, очень четкое, ясное, понятное с высказыванием в конце, что есть хорошо, что есть плохо. У Камала этого вообще нет, Камал – это вербатим. Кругом сейчас вербатим, вербатим, ой как это хорошо, ой как это модно. Но Камал – тоже вербатим. Он писал со своего соседа, с соседней улицы. Сейчас мир Шекспира, его закономерности разбирают. Мы все спорим с Игламовым, я говорю, не было Шекспира, он говорит – был Шекспир. Я говорю, что его не было не потому, что его не было, а потому что мне это нравится. Это дает дополнительный театральный коридор. Еще один путь туда, в иное. Великий русский театр по другим законам развивался, чем татарский, русский театр строился изначально на большой литературе. Пушкин, Гоголь, Грибоедов. У татарского театра не было таких выдающихся великих драматургов. Татарская литература возникла только в конце XIX века. У татар проходили столетия – и ничего не было. Поэтому татары все впитывали потом в конце XIX века в огромных размерах. Они играли «быстро». Мольер тоже вначале ставил трагедии и испытал полный провал в Париже. Уехал в провинцию и 13 лет странствовал с итальянскими актерами, учился играть. И с комедией дель арте он вернулся в Париж и покорил его. Это были актеры, которые не играли трагедии Корнеля и Расина. 
     Вопрос из зала: Брехт оказал на вас влияние?
     Бикчантаев: Конечно, оказал. Мы были в Шанхае со спектаклем «Однажды летним днем». Туда еще четыре коллектива приехали и привезли эту же драматургию Фоссе. Китай, Индия, Италия, Иран и вот мы из России. Пьесы Фоссе были разные у каждого театра. Потом прошло обсуждение. И китайцы там говорят, что не очень понимают Станиславского. Что он не вяжется с Фоссе. Я говорю, что и в России Станиславский не вяжется. У нас же берут первый том Станиславского – и все. «Я в предлагаемых обстоятельствах». И все. Но почему-то молчат, чем закончил Станиславский. Системой Станиславского никто толком не занимается. Потом говорят: вот Гротовский – это серьезно, а Станиславский – это так себе. Но по-настоящему никто в Станиславского не входит, чего же он хотел. Каков был его путь? Все по верхам. Так давайте Михаил Чехов, дальше, давайте Гротовский, дальше. В этом беда. Поэтому приходит актер в театр и теряется.
     Вопрос из зала: Современные течения как в татарском театре отражаются?
     Бикчантаев: Наверное, отражаются. Серебрянников – это современный театр? В России Васильев занимается постдраматическим театром. Я вам могу открыть карты. Леман в июне будет в Казани. Три дня. И вы можете задать ему вопросы, поговорить с ним.
     Вопрос из зала: Возможна ли в татарском театре антреприза?
     Бикчантаев: Возможна. Но она никуда не ведет. Давайте сыграем, ну и давайте сыграем.
     Вопрос из зала: Как приглашенные режиссеры оценивают татарских актеров? Было же много лабораторий.
    Бикчантаев: Вы знаете, все зависит от группы крови. Приезжал Саша Огарев, он в восторге. Приезжал француз, он расплакался и уехал. Потому что наши актеры начали ему простые вопросы задавать: а что я здесь делаю, а зачем я туда пошел. Сложно говорить, потому что режиссер редко находит общий язык с актерами. Тем более национального театра. Когда Цхвирава работал в ТЮЗе, я ему сказал, может, придете и что-нибудь поставите с нашими актерами, он год отсматривал наши спектакли, год ходил за кулисами и пил со мной чай. Ему нужно было почувствовать, чтобы потом найти общий язык с актерами, это же его слова о группе крови. Встает вопрос школы, пришел и сказал, так, так и так – не получается.
     Вопрос из зала: Какими человеческими качествами должен обладать режиссер? Вы уже 25 лет работаете, выработали принципы.
     Бикчантаев: Я несколько особая статья. Я вырос в этом театре, был, можно сказать, сыном полка. У меня был переходной период – Марсель Салимжанов работал с определенными актерами. А я параллельно с ним воспитывал совершенно другое поколение актеров. Сначала все было параллельно, потом они все перемешались. Марсель Хакимович начал их использовать. Была очень сильная ломка, и это не просто модное слово. Они приходили ко мне и плакали. Говорили: «Мы пять лет учились одному и теперь нас просят делать совершенно другое». Потом как-то попривыкли, нашли компромисс. После ухода Марселя Хакимовича было тяжеловато. Мне пришлось с его актерами находить общий язык. Я не представляю себе, что режиссер приходит и долго начинает рассказывать актерам, о чем пьеса, о чем будет спектакль. Первый вопрос, который я задаю актерам: «Расскажите мне, о чем эта пьеса». То есть мы сразу начинаем общаться, и мы договариваемся, я им не диктую. Это не дипломатия. Помню, в ГИТИСе один мастер нас учил играть режиссера. И там было много рецептов. Например – у режиссера должны быть враги. Чем больше врагов, тем ты как режиссер лучше. Немирович-Данченко приходил во МХАТ, у него было два пальто. Одно всегда висело на вешалке, чтобы актер приходил и видел, Немирович-Данченко на месте. Это пальто было таким жупелом для всех. Очень много нас учили играть режиссера, для меня это противоестественно. Я всегда актерам говорил, я этого не знаю, если не знал. Так вел репетиции Анатолий Эфрос, очень честно, открыто. Мы делаем одно дело – нет такого, я делаю свое дело, вы делаете свое. Я не понимаю, когда начинают разделять. Я, например, своих студентов очень сильно сажаю на режиссуру. Они делают самостоятельные отрывки, они участвуют в разборах. Актер – очень сложная профессия. Актеры могут без режиссера поставить спектакль, режиссер без актера ничего не может. Актер – это режиссер своей профессии. Я отвечаю за весь спектакль, а он должен за свою роль отвечать и видеть себя со стороны. Он должен владеть отстраненным взглядом.
     Вопрос из зала: У фестиваля «Науруз» каждый год какая-то новая цель или она постоянная?
     Бикчантаев: У нас долгосрочная концепция. В этом году мы хотим посвятить фестиваль Казахстану. Потом Азербайджану. У нас есть еще образовательный форум, и мы там темы обозначаем. Прошлый форум у нас был «Ритуализация театрального действия». Что будет на следующем форуме, покажет фестиваль. В этом году фестиваль будет интересный. Будет театр Ауэзова из Алма-Аты. Туда приехал литовский режиссер Вайдкус и поставил ритуальный спектакль. Туда ездил Скоморохов, и он рассказывал, что спектакль очень любопытный. Что казахские актеры попались, потому что некоторые вещи они не могли просто принять. Мне очень интересен этот литовско-казахский синтез. Вайдкус в 80-х годах привез в Москву «Плаху». Абсолютно католическую «Плаху». Тогда это был модный роман Чингиза Айтматова, все театры ставили. И этот спектакль Вайдкуса, он абсолютно никакого отношения к Казахстану не имел, к этим полям марихуаны. Это было космическое зрелище с ходячими ангелами.
     Вопрос из зала: А вашим актерам пришлось «ломаться» с новыми постановками?
     Бикчантаев: Конечно. С Фоссе была большая ломка.
     Вопрос из зала: Есть ли какие-либо пьесы, которые вы никогда не поставите в национальном театре?
     Бикчантаев: Сейчас мне попалась книга Юрия Манна, гоголеведа. У него три огромных тома вышли. И там он «Ревизора» разбирает. Я читаю и тут понимаю, что мне сложно будет его ставить – это глубоко христианская пьеса. Все-таки наш национальный театр, я бы не сказал мусульманский, но тюркский. Мы же на стыке Европы и Азии. Вы посмотрите, например, Марий Эл. Совсем другой мир. А Алтай, Хакассия? Все у нас в стране исчисляется километрами от Москвы.
     Вопрос из зала: Как московская публика оценивает ваши спектакли?
     Бикчантаев: Гастроли в Москве стали у нас такими плановыми. Что меня очень удручает. Мы даже не хотели в этом году ехать. Конечно, Москва требует более серьезного репертуара. В этот раз репертуар не дотягивал до московских гастролей. Я это признаю. Но и площадка подвела. Была бы площадка, мы бы и Орхана Памука повезли. Там были не только татары, на наших спектаклях. В Москве огромная татарская диаспора. Когда репертуар серьезен, к нам приходит очень много людей. На следующие гастроли поедем с серьезным репертуаром. И «Ходжа Насретдин», и «Красный». Хотя из РАО пришла бумага, давайте платите штраф. Непонятно, кто это делает, РАО или агент Орхана Памука. Они ссылаются, что агент Орхана Памука не хочет, чтобы мы играли, пока официального разрешения не получили. Короче, это все деньги.
     Вопрос из зала: Ходжа Насретдин в вашем спектакле кто по национальности? Какая в нем грань татарская?
     Бикчантаев: Он без национальности. Нет у него никакой грани. Серьезно – нет. Мы не ставили там, татарин он или не татарин. Он ходит по всем странам, и он без родины, без отчизны. Это суфий. Суфий принадлежит Аллаху.
     Вопрос из зала: Куда движется современный театр?
    Бикчантаев: Я не знаю, куда движется театр. Юрий Альшиц, который инициировал приезд Ханса Лемана в Казань, а его книга «Постдраматический театр» наделала много шума, говорит, что в Европе ее считают некоей отправной точкой. И что мы голову раньше ломали – Станиславский, Михаил Чехов, Вахтангов, Мейерхольд, что нам какие-то сюжеты пытаются навязать, ничего, оказывается, не надо, никакого сюжета, никаких историй, как Бог на душу положит, так и делай. Так театральные деятели воспринимают книгу Лемана. Особенно талантливая театральная молодежь. Дело, наверное, в том, что сейчас точка опоры потеряна, и они очень хотели найти эту точку опоры. И вот она появилась, нам теперь все понятно – Леман. Я не знаю, как будет развиваться театр, не знаю. Театр – подвижная штука, и он всегда будет меняться. Все время всегда что-то происходит. Все, что происходит в мире, влияет на театр, но театр, к сожалению, не влияет на то, что происходит.

Рашит АХМЕТОВ.
(Продолжение следует.)

На снимке: Фарит Бикчантаев.